...Королева родила сына, ибо так было угодно Господу, и нарекла его Иоанном. Младенца крестила небезызвестная графиня Артуазская, исполненная ненависти к наследнику трона и возжелавшая умертвить его, дабы законным королем Франции стал сеньор Филипп Длинный, ее зять. Графиня ничтоже сумняшеся принялась распространять слух, будто младенец явился на свет немощным и едва ли протянет несколько дней. Сия уловка была надобна ей для того, чтобы сокрыть свое злодеяние и выйти сухой из воды и чтобы засим никто не посмел обвинить ее в скоропостижной кончине августейшего младенца.

Тем временем два барона, приставленных охранять королеву, разыскивали благородных дам, коим можно было бы вверить дитя для вскармливания, и в каком-то монастыре они повстречали одну такую благородную даму по имени Мария — дочь благородного рыцаря Пикара, сеньора де Кар-си. Мария давеча произвела на свет сына, отец его был родом из Тосканы и звался Джуччо Мири. Этого юного иноземца, коему было лет около двадцати, держали заложником в замке Нефоль-Вье, неподалеку от Карей. Джуччо Мири вступил в тесную связь с братьями Марии, одного из которых звали Пьер, а другого — Жанокт; трое молодых людей нередко выезжали вместе на охоту, ставили силки на всякую живность, водившуюся окрест, и дружба, связавшая их прочными узами, сделалась столь близкой, что оба брата, проникшись доверием к пленнику, стали принимать его в своем доме, как если бы он доводился им родственником. Сии посещения, все более частые, уже вошли как бы в семейную традицию, и вскоре Джуччо без ума влюбился в Марию, и та немного спустя ответила ему взаимностью. Пятнадцатилетняя Мария уже потеряла отца. Склонив на свою сторону ее камеристку, Джуччо женился на Марии — без ведома ее матери, госпожи Элизабель, и братьев. Взяв ее в супруги, он поднес ей обручальное кольцо, символ верности, и зажил вместе с нею, а через некоторое время Мария зачала...

Когда Мария уже жила в монастыре, она родила сына и нарекла его Иоанном. Едва младенец явился на свет, как бароны, приставленные стражами к королеве, прознав, что сия благородная девица разрешилась мальчиком, распорядились той же ночью увезти Марию вместе с младенцем из монастыря и доставить ее в королевский дворец — в покои королевы, с тем чтобы она стала кормилицею королевича, точнее говоря, самого короля, ибо по смерти Людовика он и был таковым. Появление на свет нового монарха несказанно обрадовало баронов и рыцарей, и было оглашено высочайшее повеление, что дней через десять или недели через две августейшего младенца покажут баронам, придворной знати и народу, дабы, согласно обычаю, воздать его величеству королю великие почести.

Меж: тем уже упомянутая нами графиня Ар-туазская стала умолять королеву Клеменсу о высокой чести самолично представить младенца-королевича знати и народу, и сия высочайшая милость была ей оказана. Тем временем бароны, коим была вверена охрана новорожденного, не без причин заподозрив графиню в злонамеренъи, испугались, что та, окажись августейшее дитя в ее руках, изыщет средство умертвить его, и решили, что в день смотрин вместо королевича они покажут народу сына Джуччо и Марии, запеленатого в ткани с королевским гербом и с короной на голове, дабы, коли суждено свершиться злодеянию, жертвою пал сын Джуччо, а не королевич. Замысел сей был успешно осуществлен, и сын Джуччо умер ночью после смотрин. Одни поговаривали, будто графиня незаметно задушила его, когда держала на руках, другие уверяли, что она смазала ему язык ядом; как бы то ни было, а младенец умер.

Два. барона, с тревогой ожидавшие неминуемого, когда это произошло, обратились друг к другу с такими словами: «Итак, исполнилась злая воля графини Артуазской и сеньора Филиппа; все думают, что они отняли жизнь у нашего короля и повелителя, однако ж по Божьей милости злодеянию сему не суждено было свершиться, так поможем же оградить жизнь королевича от новых напастей». Они явились к Марии и, объявив, что сын ее умер, поведали ей, почему им пришлось прибегнуть к подобной уловке, а также о том, как ей надлежало вести себя впредь. Мария горько разрыдалась — слезы рекой текли из очей ее. Бароны принялись утешать ее и приговаривать: «Вы молоды, сударыня, и у вас еще будут сыновья, нам же надобно, чтобы вы, как и все, скорбели по почившему королевичу, а не по своему сыну, дабы наш с вами повелитель мог избежать новой смертельной угрозы. Вам надлежит растить королевича в глубочайшей тайне от всех, как если бы он был кровь и плоть ваша, до той поры, покуда мы не дадим вам знать, что пробил час, когда истина должна восторжествовать. И быть вам тогда первой дамой королевства, а детям вашим и роду всему — знатнейшими из знатных. А коли вы не согласитесь, младенцу — нашему с вами повелителю не миновать смерти, и тогда вы погубите не только сына и Господина вашего, но и всех нас». Благородная Мария, видя, что нет ей иного пути, покорилась воле баронов и слезами горькими оплакала усопшего короля.

Весть о кончине королевича ввергла в глубокую печаль и двор, и всех баронов, однако о причинах ее никто допытываться не стал; тот же, кто принес эту скорбную весть, то есть сеньор Филипп и графиня Артуазская, возликовали необычайно, ибо исполнились мольбы их, а о том, кто мог быть повинен в смерти младенца, им, как они сами уверяли, было неведомо. Что же до королевы Кле-менсы, то она, вконец обессилев от тяжких родов, оставалась прикованной к постели; о смерти сына она узнала от своих приближенных. Хотя потом она продолжала жить при дворе, по-прежнему окруженная королевскими почестями и величием, благородная Мария и бароны, единственные посвященные в тайну, остерегались доверить ей правду, ибо велик был их страх перед теми, кто оказался у кормила власти после смерти младенца-королевича. Сына Джуччо, вместо королевича, предали земле и на могиле его поставили памятник, как если бы она и вправду была последним пристанищем короля. Тем временем бароны, всячески оберегая настоящего королевича, тайно отвезли его вместе с Марией в монастырь, выдав младенца за ее сына.

Источник: http://ofhistory.ru/ioan5.php , и далее по страницам.

Мы считаем себя вправе заключить, что речь действительно шла о сыне Людовика Х Сварливого и Клеменции Венгерской, что именно он умер 21 ноября 1316 г., едва сойдя с рук своей «доброй» крестной Маго д'Артуа.

Вот последняя группа аргументов, опровергающая версию о подлоге. Утверждают, что роды французских королев совершались публично. Это так, но только в отношении Бурбонов. В эпоху Капетингов королевы рожали лишь в присутствии максимум двух или трех пэров королевства. Почти наверняка при рождении Иоанна I Посмертного присутствовала Маго д'Артуа. Слишком уж она была в этом заинтересована, и к тому же она имела на это все права, будучи «пэром королевства». В этом качестве она будет впоследствии присутствовать на коронации своего зятя в Реймсе. Очевидно, что она не преминула тщательно осмотреть новорожденного. Могла ли она спутать его на следующий день с сыном Мари де Крессэ? Нет, так как последнего и не было подле его матери в Лувре или в Венсенне.

Действительно, кормилица, избранная для вскармливания ребенка короля Франции, должна была отдать ему полностью все свое молоко. Это правило было введено, дабы не ограничивать изо дня в день количество молока, предназначенного для королевского младенца, ради ребенка простого подданного. Кроме того, недопустимо было оскорблять будущего сюзерена наличием так называемого молочного брата. Таким образом, кормилица новорожденного принца должна была поручить собственного ребенка другой кормилице. И только в среде мелкого дворянства сын простолюдина мог стать «молочным братом» сына сеньора. Исходя из этого, Мари де Крессэ была кормилицей лишь одного ребенка, сына Клеменции Венгерской, с 16 по 21 ноября 1316 г. (по юлианскому календарю).

Помимо этого, вероятно, что Маго, имея на то особые причины, установила тщательное наблюдение за новорожденным, так как речь шла о деле первостепенной для нее важности. Самое робкое поползновение совершить подлог было бы приравнено к похищению и стоило бы совершившему его жизни после жесточайших пыток.

Нужно сказать, что в средние века в Париже существовали специальные пристанища, своего рода гостиницы для кормилиц, приехавших из своих деревень, где им предоставлялись стол и крыша над головой. Если они заболевали, к их услугам была бесплатная больница св. Катерины, содержавшаяся монахинями, звавшимися в народе катеринетками.

Параллельно создавались и платные заведения под управлением рекомендательниц, предназначенные для заказных кормилиц. Их держали про запас, на смену единственной исполняющей свои обязанности кормилице, если у той вдруг иссякало молоко.

Было принято, чтобы в спальне новорожденного принца, в особенности если речь шла о старшем сыне короля, спали три или четыре женщины, наделенные различными функциями:

а) гувернантка, выбираемая всегда среди дам высшей знати, ответственная за все обслуживание в целом;
б) кормилица, функции которой уже были отмечены. Если она не являлась наследственной дворянкой, дворянство ей тут же жаловалось;
в) нянька, функции которой ясны: туалет, одевание, раздевание, купание, баюканье;
г) горничная, ведающая пеленками, одеждой и т.п. Она не обязательно спала в комнате ребенка, дело обстояло по-разному в зависимости от той или иной эпохи, того или иного царствовании и т.д.

Все эти женщины предварительно давали клятву в том, что будут верно нести свою службу и не будут принимать никаких подарков, вознаграждений и пенсий ни от кого, кроме короля. Эта клятва, подобно клятве на вассальную верность, приносилась на коленях, при этом руки подданного король держал в своих руках.

Поэтому трудно вообразить, чтобы граф Гуго де Бувилль, бывший камергер Филиппа IV Красивого, мог осмелиться подменить сына короли сыном королевской кормилицы, то есть ребенком, который не мог находиться в одной комнате с ребенком суверена, на глазах у всех принцев крови, вельмож высшего света, собравшихся дли участии в церемонии представлении королевского наследника.

Что же касается того, чтобы отправиться за ребенком кормилицы маленького принца в другой конец замка, а то и в город ко второй кормилице и оставить ей взамен другого ребенка, то есть королевского сына, - такого рода авантюра полностью исключается.

Наконец, за четыре года до того, как впервые возникла версия о подлоге (в Риме, и исходила она от Кола де Риенцо), король Франции Иоанн II Добрый издал ордонанс, датированный 13 января 1350 г. Этот ордонанс фактически узаконил на территории всего королевства бывший в ходу обычай, описанный выше.

Королевский ордонанс учреждал официальный институт «рекомендательниц», ведающих кормилицами. В случае если они определяли одну и ту же кормилицу к более чем одному ребенку, их ставили к позорному столбу. Много лет спустя, в 1611 г., вышел указ, запрещавший под угрозой штрафа или телесных наказаний в случае повторного нарушении искать место кормилицы иными путями, нежели чем в заведении традиционных «рекомендательниц». К тому же акушеркам и владельцам таверн запрещалось нанимать или брать на постой кормилиц. А полицейским распоряжением от 17 января 1757 г. кормилицам в состоянии беременности запрещалось вскармливать доверенных им младенцев. За нарушение полагалось наказание кнутом или штраф в 50 ливров.

Таким образом, Иоанн Добрый, издавая свой запрет от 13 января 1350 г., лишь узаконил уже ставший общепринятым в средневековом обществе обычай и сделал это вовсе не в связи с Джаннино де Гуччо, назвавшимся Иоанном I Посмертным, поскольку он появился вместе со своей легендой лишь четыре года спустя.

Все это убедительно доказывает, что Мари де Крессэ никогда не вскармливала одновременно двух младенцев (собственного ребенка и сына Клеменции Венгерской, вдовы Людовика Х Сварливого), а также и то, что Джаннино де Гуччо не был Иоанном 1 Посмертным.

Источник: http://www.agesmystery.ru/node/605