Bobby
Робингудовец-практик
Добавлено: 29 Дек 2005 11:34 am
--------------------------------------------------------------------------------
Кавалерия средних веков.
Во втором веке нашей эры в Индии было сделано важное изобретение. К седлу стали приделывать два ремня с маленькими кольцами на концах. Теперь всадник залезал на лошадь вставив в одно из колец большой палец ноги. Это решало одну довольно неприятную проблему, - на древних изображениях видно, что для верховой езды использовались очень маленькие лошади, так как на больших было не влезть. Не было не только куда поставить ногу, но и не имелось за что ухватиться, - седло представляло собой простую подушку. На лошадь приходилось буквально запрыгивать. В полном вооружении. Или же приходилось использовать подручные средства, вроде камня, на который можно было бы предварительно встать.
За пределы Индии это замечательное изобретение, однако, не вышло, - в других странах всадники обычно носили обувь и не могли воспользоваться колечком под большой палец. Но двести лет спустя китайцы придумали увеличить кольцо настолько, что бы в него можно было просунуть всю ногу. Получилось стремя, дающее куда большие возможности всаднику, чем кольцо под палец, пригодное только для упрощения посадки. Здесь уже вырисовывается любопытная закономерность, - важные приспособления увеличивающие удобство езды изобретали народы только осваивающие эту науку.
Стремена решили разом массу проблем, - ездить теперь можно было сколь угодно быстро, можно было совершать прыжки через препятствия, - всадник приподнимался на стременах, спасая таким образом свой тыл от сокрушительных ударов. Посадка стала на много более надежной, так как можно было не только упираться ногами, но и маневрировать центром тяжести. Можно стало вертеться в седле нанося удары в разные стороны. Можно стало задействовать ноги для управления лошадью и стрелять из лука в движении. И, опять таки, важна была только идея, - всякий народ, умеющий делать железо, мог сделать и стремена.
Эта технология стала распространяться стремительно, - уже в 6-м веке стремена появились у византийской кавалерии. Примерно в тот же период усовершенствовали свои седла и кочевники Великой степи. Еще раньше стремена стали употребляться в Иране и на Аравийском полуострове. Почти сразу после этого, византийцы стали бить готов, от кавалерии которых ранее терпели поражения.
В 7-м веке появилась кавалерия франков, - будущая рыцарская кавалерия Запада. Где-то в 9-м или 10-м веке с верховой ездой и стременами одновременно познакомились скандинавские народы. Не позже этого времени, вероятно, стремена появились и у русской кавалерии. Дольше всего седло со стременами добиралось в Англию, - еще в 11-м веке англосаксы не имели этой технологии.
С распространением стремян роль кавалерии стала стремительно возрастать. Наметилась даже тенденция к полному вытеснению кавалерией пехоты с полей сражений. Возможность быстрого движения сделала наезд одним из главных приемов боя кавалерии. Вместо привязных сарисс, коротких копий для верхнего удара и кривых мечей (а всадник не имея опоры на стремя не мог даже свеситься с седла для удара) кавалерией стали использоваться длинные копья, наносить удары которыми можно было в любом направлении, тяжелые топоры и мечи (всадник уже не рисковал свалиться при лихом замахе), а вскоре и сабли. Но, главное, - наезд.
В случае боя с помощью метательного оружия преимущества были на стороне пехотинца, - ему было удобнее. В рукопашном бою всадник имел преимущество в высоте, но не мог уклоняться от ударов. Если оружие у пехотинца было длиннее, то он имел преимущество над всадником. Всадники имели преимущество в мобильности, а пешие - в проходимости, в целом, пехота оказывалась сильнее кавалерии и преобладала. Но против несущихся лошадей долгое время у пехоты не было приема. Обороняться от них мечами и копьями было бесполезно, - мертвые лошади сохраняли инерцию массы и давили пехоту ни чем не хуже живых. Причем кинетическая энергия растет пропорционально квадрату скорости движения, - налетевший на рысях парфянский катафракт сминал трех легионеров и останавливался (римляне, правда, не сразу это поняли). Лошадь несущаяся галопом, - не важно живая или мертвая, - давила уже десять рядов пехоты.
Относительно применения тарана кавалерией против пехоты есть довольно интересный исторический прецедент. Во время Столетней войны произошло столкновение местного значения, - 30 английских рыцарей (несколько фламандских патрициев и их наемники, в том числе, действительно, восемь англичан, но, в основном, немцы) встретились с таким же количеством французов. Учитывая, что англичане и фламандцы были так себе наездники, а вооружившиеся за счет нанимателя немцы не имели хороших лошадей, англичане решили взять лягушатников на "слабо", и взяли, - от предложения сразиться пешими французы не отказались. Обе группы построились фалангами и некоторое время бились кавалерийскими копьями. Преимущество оказалось на стороне более опытных англичан, - они потеряли двоих, а французы четверых, после чего французы взяли таймаут. Обсудив сложившуюся ситуацию, французы вспомнили, что рыцарский устав предписывает нападать на противника тем способом, которым это сделать удобнее, а, следовательно, они поведут себя не по-рыцарски, если не прибегнут к какому-нибудь коварству. В результате на поле боя вернулись только 25 пеших французов, а когда англичане тоже построились для боя, 26-ой выскочил верхом на лошади и врезался в них. Англичане упали. Семеро так и осталось в горизонтальном положении, остальные же стали удирать. Характерно, что лошадь после столкновения осталась на ходу (вероятно, все нацеленные на нее копья ударились о кости и сломались не причинив вреда), и всадник продолжал давить разбегающихся врагов, не давая им собраться для обороны. Все англичане были либо убиты, либо взяты в плен без новых потерь со стороны французов. Таким образом, 26 рыцарей и одна лошадь имели решительное преимущество над 28-ю рыцарями.
Таран применялся не только против пехоты, но и против кавалерии тоже. Русская летопись описывая Куликовскую битву, упоминает о том, что она началась поединком, причем, русский и татарский поединщики "сшиблись и упали замертво оба, и с конями". Художник, изобразивший этот замечательный эпизод, как известно, истолковал эти строки своеобразно, - на картине воины одновременно протыкают друг друга копьями сквозь щиты (вероятно, бракованные). Предполагалось, видимо, что кони умерли просто за компанию. Но летописец всего лишь имел в виду, что поединщики пошли в лобовую атаку и ни один не свернул.
Можно вспомнить и фразу из "кавказского пленника": "Или шашкой срублю, или конем стопчу", - стоптан должен был быть другой всадник.
Вот строки из поэмы описывавшей сражение 14-го века:
Большие [т.е. боевые] кони англичан
налетели на пики шотландцев,
как если бы то был густой лес,
и поднялся большой и ужасный треск сломанных копий [пик],
и ржание смертельно раненных дестриэ [боевых рыцарских коней].
Люди короля, которые были достойными,
Со своими копьями, столь острыми,
Наносили удары и людям, и лошадям,
Пока красная кровь не потекла обильно из ран.
Раненые кони пытались бежать,
И сбрасывали людей во время бегства,
Так что те, кто был в первом
Упали там и оказались во рвах.
Поле было почти все покрыто
Убитыми конями и людьми….
Характерно, что лошади и рыцари упомянуты одинаковое количество раз, но лошади играют в повествовании явно более активную роль. О рыцарях упоминается вскользь, и роль им отводится пассивная, - получали удары, падали из седел. Кони упоминаются в числе потерь. Когда, после "битвы золотых шпор" фламандцы подсчитывали потери противника, рыцарских коней и рыцарей учитывали отдельно. Французскую пехоту не считали.
Возникает, однако, вопрос, - ну, люди, ладно, но лошадям, зачем было участвовать в таких играх? Инстинкт самосохранения, по идее, должен был перешибать привычку повиноваться наезднику. Собственно, часто и перешибал, - спортивная лошадь может прыгнуть через барьер, а может и просто перебросить через него всадника, - типа, "тебе туда надо, - сам и прыгай". Точно также, увидев длинные и толстые пики, лошадь вполне была способна остановиться и предоставить рыцарю возможность самостоятельно преодолеть это препятствие по баллистической кривой. Лошади - не настолько тупые животные, что бы не понимать, что много пик, - это плохо.
В описаниях древних сражений достаточно упоминаний о случаях, когда именно лошади, а не люди обращались в бегство. Всадники в конце концов справлялись с управлением, но не раньше, чем лошади успокаивались, - поле боя не лучшее место для родео. Панику среди лошадей часто вызывали слоны, верблюды и пушки, - если они не были еще привычны к таким явлениям.
С инстинктами лошадей препятствующими их боевому применению боролись многими путями. Во-первых, обучением, - лошадей приучали беспрекословно повиноваться, не бояться шума, дыма, огня, крови, но избегать ударов и стрел, сбивать с ног и затаптывать все живое на своем пути. Правда это срабатывало только если топтать кого-нибудь казалось лошади хорошей идеей, а опасность получить рану воспринималась, как разумная плата за такое удовольствие, - то есть, породы боевых лошадей, - злых и храбрых, - выводили специально, с учетом психологических особенностей. Как волкодавов.
Во-вторых, использовалась склонность лошадей во время бега впадать в своеобразный транс, - как известно, лошадь может бежать пока не упадет замертво, - тоже уникальная особенность, - другие животные останавливаются, когда сердце начинает зашкаливать. Лошадь может "понести", и тут уж даже толпа с пиками не заставит ее свернуть или остановиться. Лошади очень подвержены стадному инстинкту, помноженному в бою на крайнее возбуждение. Это способствовало массовым кавалерийским атакам. Но такие аспекты не играли решающей роли. Всадникам, как раз, обычно, хотелось, чтобы лошадь оставалась управляемой, а значит, она должна была оставаться в более-менее вменяемом состоянии, и понимать, что происходит.
Наконец, инстинкт самосохранения подавлялся обстоятельствами. Атакующая кавалерия чаще всего строилась тупым клином. При этом, первые ряды не могли свернуть или остановиться, - их сбили бы с ног и затоптали бы задние, - отвалить в сторону было тоже невозможно, - это исключали крылья клина. Одна лошадь не могла выжить, если ее в бок с разгону била другая. По этой причине становилась возможной и лобовая атака, - не было смысла тормозить или сворачивать, если намерение противника ударить очевидно. Но лобовые атаки практиковались всадниками редко, ввиду высокой вероятности гибели всех действующих лиц.
Нельзя было преодолеть только том момент, что лошадь ни на кого не нападала по собственной инициативе, - заметив что потерял всадника, дестриэ сразу превращался в мирное травоядное и сматывался куда подальше от кровопролития. Копытные, исключая сексуально окрашенные ситуации, пускают в ход свое оружие, только если невозможно бежать. Самая агрессивная лошадь воспринимала как врагов подлежащих уничтожению только тех существ, которые препятствовали ей двигаться по пути указанному всадником (в ее понимании, - вожаком табуна).
Такой способ боя приводил к своеобразной эскалации, - у кого лошадь больше. Рост лошади был важен и для боя рубящим оружием, - удар тяжелого топора или меча сверху оказывался неотразимым. С другой стороны, известно, что, с увеличением роста, сила будет расти в квадрате, а вес в кубе, и, таким образом, удельная мощность будет падать. Проще говоря, крупные лошади оказывались медленнее мелких.
Таким образом, между боевыми и верховыми лошадьми проявилась четкая разница. Верховая лошадь гражданского образца выступала только в качестве средства передвижения. Попытка использовать ее в качестве оружия (осуществить наезд) привела бы всего скорее к тому, что всадник оказался бы сброшен (при экстренном торможении). Военные верховые лошади (подавляющая часть античных и азиатских, европейские драгунские) не останавливались и не сворачивали, если на пути у них оказывался человек, но ни кого не стали бы давить намеренно, не горели врезаться в толпу и таранить других лошадей. Наконец, боевые кони, которые имелись у македонцев, а позже у элитной кавалерии по всему миру, совершенно сознательно давили людей и других лошадей и не останавливались даже перед лобовым ударом и пехотой в плотных построениях. Европейские же дестриэ выделялись еще и в том плане, что имели для такого способа боя наилучшие физические данные (лошадь античного катафракта весила почти втрое меньше, чем десять сариссофоров, - ну, и?).
Распространенный сюжет о воине - земледельце, который выпрягает лошадь из плуга, садится на нее и едет на войну, едва ли имеет под собой реальную основу. Так, несомненно, бывало, но или уехал бы он, таким манером, недалеко, или распахал бы мало. Пахать на боевой лошади было нецелесообразно, как с технической (чем ниже лошадь ростом, тем выше у нее будет КПД при буксировке плуга или телеги), так и с экономической (амортизация основных фондов и расходы на содержание превысили бы прибыль от продажи урожая) точек зрения. Для хозяйственных же работ предпочтительны были низкорослые коротконогие лошади с флегматичным и беззлобным характером (а, все равно, неосторожное приближение к дремлющей лошади со стороны хвоста было распространенной причиной как взрослой, так и детской смертности). Да и вряд ли такая лошадь посчитала бы хорошей идеей идти туда, где стреляют пушки, и часто попадаются расчлененные трупы. По идее (по задумке Матери-Природы), лошадям просто полагается паниковать при одном только запахе крови, гари и разложения.
Разновидности верховых лошадей к 18-му веку.
О качествах конского состава ассирийской армии ни чего не известно. Хотя, судя по сохранившимся изображениям, можно сказать, что это были довольно крупные звери. Наверняка использовались колесничные лошади, для совершенствования породы которых у ассирийцев имелась целая тысяча лет. Но далее, лошади скифов, греков, македонцев и персов изображаются очень мелкими (Александр на Буцефале выглядит не многим более внушительно, чем Насреддин на ослике). Скорее всего можно предположить, что скифы приспособили под седло своих степных лошадей, а затем, уже от киммерийцев и скифов, при посредничестве греков, эта порода распространилась по Средиземноморью и Ближнему Востоку. Ассирийская порода почему-то оказалась вытесненной. Возможно, потому, что на крупных ассирийских лошадей слишком трудно оказалось залезать в доспехах. Еще меньше можно сказать о лошадях Востока, - сохранившиеся рисунки не вызывают доверия в смысле соблюдения художником пропорций. Но в Индии, как и в Ассирии, вроде бы, использовали сравнительно крупных лошадей. Вероятно, именно по этому изобретателями примитивного стремени стали индусы.
Обычные лошади античности сохраняли типичный степной вид, - маленькие, легкого сложения (вероятно, весом порядка 250 килограммов), приспособленные к быстрому бегу. Чего от них как раз и не требовалось. Броненосные лошади катафрактов поздней античности были, вроде бы, больше, но не намного. О переходах и других свидетельствах степной выносливости сведений нет. Скорее всего эта знаменитая выносливость конвертировалась в способность носить непропорционально большой груз.
Позже в Европе в военных целях стали использоваться лошади совершенно других свойств. В принципе, для Азии ни когда не было характерно использование лошадей в иных целях, кроме верховой езды. В крайнем случае, лошади у кочевников запрягались в легкие кибитки. Тяжелые возы запрягались волами. Но некоторые германские племена Великой степи, не используя еще лошадей для верховой езды и не умея делать колес со спицами, запрягали лошадей в тяжелые повозки на сплошных колесах. Соответственно, для этой цели использовались крупные могучие лошади, не имеющие, однако, призвания к бегу. Позже не раз обращалось внимание на удивительное сходство между тяжеловозами и рыцарскими лошадьми. Собственно, сначала готы (еще в степи), а затем франки (уже в Европе) сели на своих тяжеловозов, так как не имели больше на кого садиться. Затем селекция проводилась в направлении усугубления гигантизма.
Рыцарские лошади на марше двигались с таким проворством, как если бы участвовали в траурной процессии. Сами рыцари использовали, однако, более веселую аналогию, - они говорили, что выдвигаются ни позицию для атаки (совершают тактический маневр), так, как если бы везли на седле впереди себя невесту. Прыгать дестриэ не могли совсем (скорее всего, просто боялись, что не выдержат их собственные кости), - барьеры, рвы и крутые подъемы оказывались непреодолимым препятствием. Форсировать водные преграды вплавь не хотели тоже, - боялись не утонуть, а увязнуть в иле, или же того, что не смогут выбраться на берег. В день переход не превышал 30 километров, но обычно был меньше. Зимой и в походе рыцарские лошади существовали только за счет усиленного потребления фуража. В переводе на современные деньги обученная рыцарская лошадь стоила как шестисотый "мерседес".
Но вес богатырских коней (а на Руси в домонгольский период разводили ту же породу) достигал 8-ми центнеров (вес быка). А иногда, видимо, и тонны, что уже соответствует весу буйвола. При столкновении крестоносцев и сельджуков быстро стало ясно, что восточная кавалерия не может вести ближний бой против европейской. Рыцарская лошадь сбивала с ног двух-трех турецких лошадей разом. А двигались европейские мастодонты при необходимости достаточно быстро. Но не далеко. Преследование даже вражеской пехоты рыцарская кавалерия вести не могла.
В 15-м веке европейские лошади стали несколько меньше размером, так как потребовалось повысить удельную мощность для навешивания брони. В 16-м, после ее снятия, акцент был сделан на скорость, - требовалось маневрировать хотя бы на поле боя и быстро преодолевать простреливаемое пространство, а десяток 5-ти метровых пик все равно не сломать было даже 1000 килограммовым танком.
Так, за счет некоторого уменьшения габаритов, получились европейские кирасирские лошади, - 600-700 кг весом. Собственно, и уменьшение было весьма относительным, так как основная масса рыцарской кавалерии (пажи, сержанты, бедные рыцари) и таких не имела, но задача получить лошадь максимального веса, в ущерб все прочим качествам уже не ставилась. Подвижность, таким образом, возросла очень незначительно. Кирасиры не задерживали движение пехоты на марше, выезжали на позицию рысью (невест они, все-таки, оставляли дома), проскакивали галопом (вызывавшим пугающие сейсмические явления) последние 800-1000 метров, чтобы снизить потери от огня артиллерии. Кирасиры не вели преследования и обычно в течение сражения ходили только в одну атаку, - решающую.
Кирасиры составляли порядка 10% всей регулярной кавалерии. По традиции, хотя с конца 17-го века вооружались эти войска уже за казенный счет, формировались они из знати.
Распространившиеся в Европе с середины 17-гов века легкие пики не решали задачи обороны от кавалерии. Тем более не решали ее и штыки. Только артиллерия и залповая стрельба из противотанковых ружей (называемых в ту пору мушкетами) имели необходимое действие. Собственно, даже более чем необходимое, так как тяжелая кавалерия все более теряла популярность. Плотные и малоподвижные массы этой конницы несли неоправданные потери еще на подходе, - а стоил каждый кирасир (в сборе) дорого. Однако, кирасиры Фридриха II не раз добывали своему королю победы, - в том числе и над русской армией. Шлем наполеоновского кирасира считался у англичан почетным трофеем, а его добыча в бою - подвигом достойным потомка рыцарей Круглого стола. Но совершить такой подвиг удавалось не многим, - попытки приблизиться на лошади обычных габаритов к кирасиру кончались тем, что нападающий летел со своих четырех копыт, - и довольно далеко.
Однако, известны случаи, когда кавалерия разумных размеров поборала рыцарско-кирасирскую в ближнем бою. В частности турецким спахам удавалось иногда разбить рыцарей. Во время Грюнвальдской битвы кавалерия Великого Княжества Литовского сначала бежала от тевтонских дестриэ, но потом вернулась и разбила немцев. Гигантские лошади не отличались особой ловкостью и быстро уставали и, соответственно, теряли скорость. А без скорости пропадали и преимущества веса. По этому, использование тяжелой кавалерии было наиболее целесообразно в компактных построениях.
Однако, основная масса европейской кавалерии использовала лошадей попроще, пригодных более для всего как средство передвижения. Вес их обычно не превышал 400 кг. Суточный переход с использованием фуража мог достигать 50 км, а на подножном корму (летом, для свежих лошадей) 25-30 км. Зимовали, однако, и они только с подкормкой. Бегали такие лошади вполне прилично, но в средние века не находили боевого применения, так как не годились для тяжелой кавалерии, а иной в Европе не имелось. Позже таких лошадей использовали драгуны. В общем, это были стандартные европейские верховые лошади, - не дорогие, без выраженных достоинств, но способные давить рассеянную пехоту. Положить семерых рыцарей одним ударом такая лошадь не могла. Да и не взялась бы. Сбиванию с ног других четвероногих драгунских лошадей обычно не учили, - разве что лошадей командного состава.
Для того чтобы не просто ездить, а ездить быстро (что требовалось, например, для комплектования гусарских полков) в Европе производились и очень быстрые лошади. Разница была, впрочем, только в максимальной скорости бега (видимо, действительно, максимальной для военных лошадей). За сутки преодолевалось также не более 50 км. Фураж использовался в походе всегда, независимо от переходов, иначе скоростные качества терялись. Быстрая кавалерия появилась в Европе сравнительно поздно, - с конца 17-го века, - как влияние загадочного Востока, но лошади были совершенно европейского типа, - такого же веса (350-400 кг) как и драгунские, но большего роста, - вследствие более длинных ног. Из-за дороговизны материальной части, гусар, как и кирасиров было не много, - тоже, около 10% общей численности кавалерии.
В Великой степи еще в глубокой древности сформировалось два типа лошадей. В восточной части степи, где условия жизни были наиболее суровы, разводились лошади монгольского типа (бывшая мясная порода), по виду, - коротконогие мохнатые пони. Бегали они так, как и можно было предположить по длине их ног, - плохо. Но, - неограниченное время. Переходы монгольской кавалерии составляли до 200-240 километров. Только на подножном корму (что, впрочем, означало полную зависимость монгольской кавалерии от травяного покрова на пути следования). Зимовали монгольские лошади в степи, выкапывая прошлогоднюю траву, хотя, конечно, после такой зимовки по 240 километров в день не пробегали. Да и в свежем состоянии под оного легко вооруженного всадника требовалось 3-4 лошади, - вес человека серьезно обременял их.
Такой конский состав сообщал монгольской кавалерии неподражаемую мобильность, но в ближний бой монголы избегали вступать даже с другими кочевниками.
Другой вид имели лошади запада Великой степи. Татарские лошади выгодно отличались от европейских именно скоростью передвижения. Преследование татар всегда считалось делом бесперспективным, на что и указывал Тарас Бульба своим потомкам. Татары не только отрывались даже от казаков на коротких дистанциях, но и за день проходили до 100 километров сохраняя боеспособность. Притом, к тому же, татарские лошади в походе долго могли обходиться подножным кормом, в то время как европейские требовали фуража. Однако, такие проворные (могли уворачиваться от стрел) лошадки были совсем маленькими и слабыми. Даже низкорослый всадник с легким вооружением должен был иметь пару лошадей, ибо под седлом они быстро уставали. С точки зрения европейцев это было просто смешно, - военная лошадь должна была быть достаточно сильной, что бы наличие всадника ее не обременяло. В случае же ближнего боя с европейской кавалерией татарину оставалось только чавкнуть под копытом. Но, ввиду преимущества в скорости, вступать в такой бой татарам было совсем не обязательно.
Арабы производили совершенно иную модификацию лошадей. Вызывающую у европейцев приступы самой черной зависти. Арабский скакун особенных рекордов в скорости как раз не ставил, хотя и бегал на много быстрее европейских лошадей тяжелого типа, но в день проходил те же 100 километров, что и татарские лошади, но имея на себе 2-х всадников в полном вооружении (перед боем один спешивался). Ростом арабские кони не уступали самым большим европейским, хотя имели более легкое сложение (в общем, - 450-500 кг). Так что арабы вполне могли вести ближний бой с европейской кавалерией среднего достоинства. При том, такие звери производились крупными сериями, для массового вооружения армии.
Ахиллесовой пятой этой конструкции был, однако, до последней крайности зафорсированный движок. Содержать арабских лошадей было трудно, так как если самые прожорливые европейские кони вполне удовлетворялись в походе фуражным зерном, то арабские предпочитали финики и сушеную рыбу, - продукты с большей энергетической ценностью (и стоимостью), а для работы требовали подачи воздуха с определенной температурой и влажностью. При не соблюдении этих условий мощность резко падала и преимущества перед европейской кавалерией исчезали. Если же несоблюдение было грубым, то, путем автоматического превращения в пехоту, исчезала и сама арабская кавалерия. Любопытно отметить, что завоевания арабов очень точно привязаны к подходящему для их лошадей климату. Испанию они завоевали как раз до той линии, где начинало сказываться влияние Бискайского залива, их продвижение в Индии так же было остановлено повышением влажности воздуха. Так что тащить мамлюков в Россию было не лучшей идеей Наполеона.