Глава двенадцатая
Легко сказать: «Все идем в Ноттингем!» Нет, Робин, он, конечно, главный. Он лидер. Он все правильно знает и делает. Только проблемка тут вырисовалась. Как же быть со свободой личности?
Об этом на ходу тяжко думал Джон, почесывая затылок, чтоб придать неторопливым мыслям ускорение.
Робин и Марион, обнявшсь, ушли далеко веред. Поотставшие шервудцы, в составе Тука, Джона, Назира и Уилла, слышали хихиканье атаманши. Тук вертел головой и обдумывл сюжет очередного пасквиля. «Эльфийская принцесса» раскрыта, но можно и другой псевдоним придумать. Никто не может запретить свободному писателю творить!
Назир с непроницаемым лицом был погружен в думы. Но так как думал он на родном языке (это тяжкая доля всех эмигрантов), проникнуть в и тайну нам не дано. (Мыслей, а не эмигрантов).
Уилл мрачно брел, нервно поигрывая мечом в ножнах. «Входит и выходит». Тук на мгновение отвлекся от обдумывания сюжета и отошел от проблемного друга подальше.
Когда дошли до развилки с поваленым ясенем, Джон принял решение. «Напрямо пойдешь – в Ноттингем попадешь. Там Дженет . Мне туда не надо . Направо пойдешь – в Уикхем попадешь, Мэг обретешь. Самое то!Пока борозописцы не придумали, что шериф и ее тоже того...»
Робингудский лейтенант улыбнулся и свернул направо. Уилл и Тук не заметили, а Назир улыбнулся и крадучись, как истиный следопыт, последовал за Джоном.
На опушке леса, откуда хорошо просматривались городские ворота, остаток отряда соединился с потным и растрепанным главарем и застенчиво улыбающейся, неуместно румяной Марион. Уилл пятиэтажно выругался и смачно сплюнул.
- Проблема, други! -- патетически провозгласил вожак, приглаживая волосы. – В городе нас каждая собака знает. У кого есть план?
- План Назир вчера выкурил. – Буркнул Уилл. – Думать раньше надо было! Лидер! Ха!
- Уилл! – Мягко вступила Марион. – Не начинай.
Робин заозирался , пожал плечами и спросил, где остальные. Уилл сплюнул вторично и насмешливо посмтрел на вожака. Назревал очредной скандал.
Робин давно предчувствовал нечто подобное, и поэтому был готов.
- Они на спецзадании. Я сам их послал. Задание секретное. А по поводу Ноттингема...
- Non cuivis homini contingit adire Corinthum – Благочестиво закатив глаза, промолвил Тук. Марион обожгла его ледяным взглядом. «Пошляк!»
- Херн сказал идти в город? - Риторически вопросил Робин, стараясь скрыть не понимание смысла перепалки монаха и Марион. – Он всегда знает, что говорит. Поэтому – все за мной! Капюшоны натянуть! Шагом марш!
У городских ворот их никто не остановил. Солдаты читали «Ноттингемского друга слэшера» и ржали. Тук гордо вскинул голову и покраснел от удовольствия. Вот она – долгожданная литературная слава! Он даже подумал задержаться и послушать комменарии читателей, но Робин так на него посмотрел, что монах сразу передумал и ускорил шаг.
Шервудцы продвигались к замку в тесноте и толчее, обоняя запахи города. Их свободолюбивые сердца и носы привыкли к простору и к другим запахам, поэтому отважные герои жестоко страдали, но виду не показывали, поскольку были уверны, что жизнь героя состоит из преодолевания трудностей и страданий во благо чего-нибудь.
Они наткнулись на караул и мысленно приготовились к бою, но солдаты, извинившись, посторонились.
- Это просто возмутительно! – Робин обернулся к спутникам. Его глаза неугасиво горели в недрах капюшона. – Я – величайших разбойник всех времен и народов! Враг законной власти и лично шерифа. И никто даже не пытается меня задержать! Никто даже не смотрит на меня с ужасом! Никто не шепчет « «Смотрите, это сам Робин Гуд!» Что творится, други?
- Одно слово – Мужчина! Большой ребенок. Ноги не раздвигай – только дай ему подраться! – С благородным негодованием в голосе воскликнула Марион. – Радуйся, болван! Радуйся, что никто нас не останавливает!
- Я потом с тобой разберусь! – Буркнул личный враг шерифа.
Марион усмехнулась и показала Робину язык.
Джон условно постучал три раза. Звякнула цепочка и дверь в жилище Мэг отварилась.
- О, Джон! Маленький Джон! - Воскликнула неумытая девушка, повисая на шее великана.
- Тише, тише! – Застенчиво пробурчал Джон. – Я тебе вот принес. – И, краснея, протянул веточку с тремя шишками. – Цветов сейчас нет, вот я и... Сам сорвал!
- Какая красота! – Мэг выхватила шишки, чмокнула Джона в бороду и утащил в дом.
Внутри было тепло и уютно. Пахло едой и соломой. Два основных инстинкта Джона устроили спор: кто из них сильнее.
Мэг защебетала про костры и свадьбу. Джон подумал, что пощады на этот раз не будет, потому что спасший его в прошлый раз от цепей Гименея Гизборн очень занят и не поспеет.
Инстинкт насыщения праздновал победу.
Лесной великан прервал поток Мэгиной болтовни и попросил перекусить.
Девушка немного обиделась, но вспомнила, что работа у Малыша вредная, жизнь тяжелая, и, как многие женщины, разжалобилась. Даже всплакнула. Угостила, чем бог послал.
Насытившись, Джон подмигнул. Мэг воспряла духом и улыбнулась, обнаруживая очаровательные ямочки на чумазых щеках.
- Ты... я... это... ты мне нравишься, девочка! – Сказал Джон, обнимая подругу. – Я хочу быть с тобой. Я специально пришел для этого, потому что очень скучал.
- Я тоже скучала по тебе, Малыш! Иди-ка к мамочке.
И вот оба уже катаются в соломе, щекочат друг друга и радостно смеются.
- А вот я была права! – Освобождаясь из медвежьих объятий, сказала Мэг.- Тебя зовут маленьким именно поэтому! - В подтверждение своих слов, она сунула руку ему в брэ.
- Длинный – скучный, маленький, да удаленький! – Ответил Джон, скрывая обиду. Мэг всегда говорила про размер, а Джон всегда обижался, но делал вид, что все в порядке. Не хотелось обижать простодушную подругу.
- Тю ты какой! Даже Гизборн бы понял, что это аллегория! Это я так для смеха! Вот ты сам – Большой! А зовут тебя – Маленький! И он, - она легонько сжала то, что было под брэ, - он – тоже большой! И я его люблю! – Девушка захихикала и полезла к Джону под одежду, доказыать свою любовь.
Лесной гигант разомлел от разных приятных чувств. Потом напрягся , медленно входя в экстаз. Мэг трудолювимо доказывала свою любовь. Даже закашлялась, но пока кашляла, ее руки продолжали доказывать.
Джон грубо, по лесному, ласкал девушку, привстав на соломе.
Назир, проводив Джона насмешливо-понимающим взглядом, отправился в местную пивную, принадлежавшую лично ему, но зарегистрированную на имя Эдварда. Здесь продавали поддельный хмуринос, кантрабандный план, пиво для мусульман с печатью иерусалимского муфтия. В подпольной команте звучала милая сарацинскому сердцу музыка, стихи Хаяма, велись ученые споры и плясали девочки. А вдругой потайной комнате....
Назир понимал, что предприятие опасно, но тоска по родине была сильнее здравого смысла. Внешне пивная ничем не отличалась от ей подобных, разбросанных по городкам и деревням благословенной ноттингемширской земли. Его Лордство Де Рено лично инспектировал подобные заведения раз в месяц, тринадцатого числа. В целях борьбы с суевериями.
У Назира была заначена дюжина бутылок лучшего в мире вина, римского, фалернского, стыренного из погреба Де Белема. Как вино попало в подвалы чернокнижкника, срацин не интерсовался. Но не пропадать же добру! Сам он, хоть и был поклонником Хаяма, вина не пил. Поэтому каждого тринадцатого числа Эдвард почтительно подносил шерифу серебряный кубок с гравировкой «Нашаму дарагому шырифу! Пейдадна!». Гравировку выполнил сам Назир и очень переживал, что там могли оказаться ошибки.
Шериф выпивал и приходил в доброе расположение духа, даже шутил с Эдвардом и поселянами. За время сериала его лордство успел сдружиться со всеми, многих знал по именам.
Другие деревни возмущались такой дискриминацией и даже устроили конкурс на замещение должности подопытной деревни. Но шериф отправил Гизборна с отрядом. С тех пор в деревнях было тихо.
Назир вошел в пивную, поприветствовал присутствующих, и сразу направился в свою личную потайную комнату, бросив Эдварду: «Как всегда».
Комната была убрана в восточном духе. По крайней мере, так думал декоратор. На покрытом соломой и грзными циновками полу лежали шелковые подушки, стены были увещаны кинжалами и портретами Назира в фас и профиль, некоторые были нагло содраны с доски «Их разыскивает милиция.» Такие доски располагались у всех перекрестков и при везде в любой населенный пункт.
По углам комнаты стояли разнокалиберные кальяны и рядом струнные инструменты. Меж подушек на полу были разбросаны дорогие манускрипты.
Назир всегда наводил порядок: Свитки складывал в ларец, инструменты вешал на стены, портреты, мерзкие сердцу мусульманина, срывал и выбрасывал в мусорную корзину.
Сегодня он не успел, потому что в комнату вошли девочки. Только три. Остальные были заняты на работах. Девочки были одеты тоже по-восточному. Назир радовался, что смог их к этому приучить. Потому что варварская одежда северян повергала его в уныние. Девочки вошли, звеня ожерельями на талиях, соблазнительно виляя бердами и призывно улыбаясь.
Назир блаженно откинулся на подушки. Девушки окружили его и начали раздевать, напевая. Сарацин прикрыл глаза.
Рыжеволосая толстушка, любимая Назиром больше всех, присел рядом и стала целовать его, играя кудрями. Вторая, жгучая брюнетка, похожая на дочерей его родной страны, ласкала и целовала мужественную грудь отважного воина.
Блеклая типичная англичанка занялась легендарным обрезом, о ктором уже давно ходили легенды.
Назир мурлыкал от удовольствия, как кот, готовящийся слопать мышку. Приоткрыв глаза, лениво думал, с кого бы начать.
Совсем не ожидал. 
Кажется, уже не стыдно. Это же во второй и последний раз! Или в третий? Или уже не помню в какой. 
