ТАЙНА ЗАМКА МОНСЕГЮР
Эльмар Гусейнов
Дети Света
Несмотря на напряженную работу многих поколений историков, до сих пор так и не ясно, откуда проникла в Южную Францию катарская ересь. Первые ее следы появились в этих краях в XI веке.
Тогда южная часть страны была практически независимой. Она состояла из двух больших владений – графства Тулуза и маркизата Прованс. Обоими правил Раймунд VI Тулузский, граф Сен-Жиль. И хотя номинально он считался вассалом французского и арагонского королей, а также императора Священной Римской империи, по силе, богатству и знатности граф Тулузский не уступал никому из своих сюзеренов и мало кому из королей Европы.
Владения графа были цветущим краем. Они были полны богатыми городами, процветавшими благодаря ремеслу и торговле. Здесь считали французов-северян чужаками. Здесь даже говорили на своем особом языке, который был ближе к каталонскому наречию Испании, чем к классической французской речи. Зажиточные буржуа городов, привыкшие к самоуправлению и господству римского права, с жадным интересом впитывали информацию, прибывавшую после крестовых походов с мусульманского Востока.
Большинство историков считают, что катаризм пришел в Южную Францию из Италии. Там, в Ломбардии, его последователей называли патаренами. Некоторые специалисты полагают, что итальянцы, в свою очередь, заимствовали эту ересь от болгарских богомилов. А те – от манихеев Малой Азии и Сирии. От учения катаров до наших дней дошли только обрывки. Что-то сохранилось в немногочисленных религиозных трактатах, что-то в сообщениях хронистов. Часть информации зафиксировали в протоколах допросов еретиков инквизиторы, профессионально интересовавшиеся тонкостями катарского учения.
Катары, как и манихеи, верили, что вселенная является ареной вечной борьбы сил Света и Тьмы, Добра и Зла. При этом наш земной мир они считали царством победившего Зла. А вот мир небесный, где обитают души людей, признавали пространством, где торжествует Добро.
Поэтому катары, считавшие себя детьми Света, отказывались от активной земной жизни, не признавали ее радостей, ибо считали их несуществующими. Они даже проповедовали ограничение рождаемости: зачем плодить новых подданных для царства Зла и Тьмы? Они легко расставались с жизнью, радуясь близкому переходу своих душ во владения Добра и Света. Эта вера сближала их с гностиками первых веков христианства.
Публично катары объявляли себя подлинными последователями Христа. Но настоящие католики были уверены, что среди посвященных еретиков царило презрение к проповеди Иисуса.
Катары делились на две группы. На профанов, которые просто приобщались к новой вере и старались согласовать с ней свою повседневную жизнь. И на так называемых «совершенных».
Последним были открыты все тайны учения. «Совершенные» полностью порывали с прежней жизнью, отказывались от имущества, придерживались пищевых и ритуальных запретов. Их функцией были проповедь и личный пример в вере. Они носили черную одежду и имели право причащать умиравших. Без чего душе катара было невозможно достичь царствия небесного. «Совершенные» даже сформировали собственную параллельную церковь и создали на юге Франции четыре епископства.
Католическую церковь катары не признавали, считали ее порождением дьявола. Их последователи устраивали гонения на католических священников и монахов, разоряли и сжигали храмы. Успех катаров был связан с тем, что первыми адептами нового учения во Франции стали отнюдь не низы общества.
Резня во имя веры
Катаризм быстрее всего распространялся среди рыцарей и знати. Особенно были ему привержены женщины из высших слоев общества. Это обеспечивало материальную поддержку учению. Дошло до того, что большинство знатных семей в Тулузе, Лангедоке, Русильоне, Гаскони стали приверженцами катаризма. А некоторые аристократические роды, такие как могущественные графы Транкавель, де Фуа, Комменж, почти целиком стали последователями этого учения. Много было катаров и среди ближайших родичей самого графа Тулузского.
Папский престол долго пытался бороться с катарами путем проповедей, диспутов, увещеваний. Но ничего не помогало. Число последователей нового учения росло как на дрожжах. Катары проявляли к своим оппонентам такую же нетерпимость, как и католики к еретикам. Наконец, ожесточение споров привело к кровопролитию.
Трагедия разыгралась 14 января 1208 года на берегу реки Роны. Папский нунций Пьер де Кастельно возвращался в Рим после тяжелой беседы с Раймундом VI Тулузским. Граф не сумел убедить посланца Папы снять отлучение, наложенное на него несколькими месяцами ранее за поддержку катаров. Во время переправы Пьера де Кастельно настиг один из оруженосцев графа и смертельно ранил ударом копья. «Пусть господь простит тебя, как прощаю тебя я», – промолвил, умирая, священник.
Но церковь не простила ничего. В том же году против еретиков юга Франции был объявлен крестовый поход. Впервые это был поход не против иноверцев, а против христианских земель.
Во главе двинувшихся в 1209 году с Севера в поход рыцарей и латников встал представитель одной из знатнейших аристократических фамилий из Иль-де-Франса, родственник многих европейских королей граф Симон де Монфор. Он вел за собой воинов из всех северных регионов Франции, а также из Бельгии, Голландии, Германии, Англии и даже Скандинавии.
Крестоносцы опустошили цветущий край. Они вырезали катаров целыми городами, как это было с Безье. Они отняли владения у Раймунда VI Тулузского. Его земли и титулы получил Симон де Монфор.
Но война на этом не кончилась. Южане не сдавались, восстания против крестоносцев охватили весь край. Из борьбы за веру война превратилась в борьбу за родину, за культуру, за право жить по обычаям предков. После гибели Симона де Монфора и Раймунда VI схватку продолжили их сыновья. В разгаре этой странной распри разоренные земли Юга постепенно прибирали к своим рукам французские короли. А души жителей – католическая церковь, планомерно уничтожавшая катаров. Именно для борьбы с ними в XIII веке была введена инквизиция. Но даже костры не могли сломить упорства готовых к смерти катаров.
Еще в 1210 году высшие иерархи катарской церкви попросили местного сеньора Раймона де Перей укрепить и расширить старинный обветшавший замок на горе Монсегюр. После этого он стал почти на 30 лет военной цитаделью катаров. Крестоносцам так и не удалось ее покорить. В 1242 году осмелевшие еретики, рыцари и оруженосцы совершили многокилометровый рейд из Монсегюра в Авиньон. Там они перерезали застигнутых врасплох местных инквизиторов. Это переполнило чашу терпения французских королей и Рима. По личному настоянию королевы Франции Бланки Кастильской для взятия Монсегюра снарядили специальную экспедицию. В конце весны 1243 года началась осада.
Замок на вершине
...Наконец мы добираемся до вершины горы. Она почти целиком занята длинной серой стеной замка. К узкому входу ведет деревянная лестница с помостом, сооруженным совсем недавно. Внутри Монсегюр производит странное впечатление. Он напоминает выполненный из камня макет корабля – галеона или огромной каравеллы. Низкая квадратная башня-донджон на одном конце, длинные стены, выгораживающие узкое пространство посередине. И тупой нос, напоминающий форштевень корабля.
Остатки каких-то теперь уже непонятных сооружений громоздятся в одном из концов узкого двора. Теперь от них остались одни фундаменты. Они похожи то ли на основу каменных цистерн для сбора воды, то ли на входы в засыпанные подземелья.
Сколько книг написано о странной архитектуре замка, как только не пытались интерпретировать его сходство с кораблем! В нем видели и храм солнцепоклонников, и предтечу масонских лож. Впрочем, пока замок не выдал ни одного из своих секретов.
Прямо напротив главного входа во второй стене проделан такой же узкий и низкий проход. Он ведет на противоположную оконечность площадки, венчающей гору. Места здесь едва хватает для узкой тропинки, которая тянется вдоль стены и обрывается пропастью.
800 лет назад именно к этой тропинке и к крутым склонам горы около вершины лепились каменные и деревянные здания, в которых обитали защитники Монсегюра, избранные катары, члены их семей и крестьяне из лежавшей у подножия горы деревушки. Как они выживали здесь, на этом крошечном пятачке, под пронизывающим ветром, осыпаемые градом огромных камней, с тающими запасами еды и воды? Загадка. Теперь от этих хлипких построек не осталось никаких следов.
Мы ложимся на край обрывающейся тропинки и заглядываем вниз. Не меньше пятисот метров отвесной скалы отделяют нас от первого порога, с которого затем можно спуститься к подошве горы. Надо было обладать огромным мужеством и хладнокровием, чтобы спуститься здесь по веревкам в темноте, под пронизывающим ветром. Но именно этот трюк проделали четверо посвященных катаров в ночь, предшествовавшую сдаче Монсегюра войскам короля.
Именно этот загадочный поступок и стал одной из главных загадок Монсегюра, и породил множество домыслов о великом сокровище, которым владели катары и которое они успели спрятать накануне сдачи крепости.
Хранители тайны
О том, что происходило на крошечном пятачке на вершине горы за долгие 11 месяцев осады, нам известно благодаря врагам катаров, инквизиторам. После падения замка в марте 1244 года доминиканец отец Феррер тщательно опросил уцелевших. Они и поведали удивительную историю, которая до сих пор поражает воображение ученых и кладоискателей.
Осада застала в замке несколько десятков местных дворян и их домочадцев. Почти все они были катарами. Гарнизон крепости составляли 12 рыцарей, 10 оруженосцев, 55 латников, 10 курьеров, военный инженер и члены их семей. Но главное: в Монсегюре собрались практически все уцелевшие к тому моменту «совершенные», свыше 200 человек. Имена 59 из них, 34 мужчин и 25 женщин, известны. Среди этой элиты катарской церкви были и двое из четырех епископов-еретиков, Раймон Агюйе и Бертран Марти.
За несколько дней до Рождества 1243 года Бертран Марти, поняв, что сдача замка неизбежна, тайком отправляет из крепости двоих верных служителей. Они выносят на себе некое сокровище катаров и прячут его в спульге – укрепленном гроте – в графстве Фуа.
2 марта 1244 года, когда положение осажденных стало невыносимым, тот же Бертран Марти начал переговоры с осаждавшими. Но он не торопился сдавать крепость. Он просил у королевской армии две недели отсрочки, до 16 марта. И получил ее.
16 марта уцелевшие осажденные вышли из крепости. У всех по условиям сдачи был выбор: раскаяться на словах и уйти куда глаза глядят – или упорствовать в своих ошибках и подняться на костер. Все «совершенные», около 200 мужчин и женщин, предпочли смерть отречению. Они совершили друг над другом обряд причащения и с улыбками взошли на костры.
Заметим, что при этом массовом фактическом самоубийстве не присутствовал ни один инквизитор: все сделали ратники королевской армии. Примчавшемуся спустя несколько дней доминиканцу отцу Ферреру оставалось только скрипеть зубами. Ведь он теперь почти потерял возможность узнать о том, что творилось в замке во время осады. А это было очень важно для борьбы с ересью. И все-таки немногочисленные уцелевшие воины и прислуга рассказали отцу-инквизитору поразительные вещи.
Оказывается, за день до сдачи и резни четверо «совершенных» – Амьель Экар, Угон, Пейтави и Пьерр Сабатье – покинули обреченный замок. Они спустились ночью по веревке с вершины горы высотой 1200 метров. Их задачей было спасти из грота в графстве Фуа сокровища, спрятанные там еще в декабре прошлого года.
И это им удалось. Двое из беглецов позже добрались до единоверцев в итальянской Кремоне и рассказали об удачном исходе своей миссии. О чем инквизиторы узнали спустя много лет на очередном допросе.
Вот с тех-то пор исследователи и гадают: что за сокровища прятали катары в Монcегюре от крестоносцев и воинов короля, а затем спасали под Рождество 1243 года?
Сокровище без имени
Вообще-то катарская церковь обладала огромными богатствами. По правилам общины, переходя в разряд «совершенных», катары все свое имущество передавали в общий фонд. Так же поступали и многие профаны. Катарская церковь постоянно получала пожертвования от единоверцев и сочувствующих. А это были в основном аристократы, богатые торговцы, зажиточные ремесленники.
Эти средства накапливались в течение почти целого столетия беспрепятственного существования катарской ереси на юге Франции. Часть их была использована на военные нужды во время борьбы с крестоносцами, о чем инквизиция узнала в ходе допросов еретиков.
Однако многие историки сомневаются, что сокровища Монсегюра представляли собой просто звонкую монету. Вряд ли обреченные на смерть катары, фанатики и мистики, стали бы рисковать жизнью, которой не дорожили, только ради золота и серебра. Да и какой груз могли унести на себе четверо изможденных трудностями осады «совершенных»? Значит, «сокровище» катаров могло быть иного свойства. Тогда какого?
И тут вступает в действие сила воображения исследователей. Одни утверждают, что катары владели знаменитым Граалем – чашей, из которой пил Христос на Тайной вечере. И в которую Иосиф Аримафейский собрал после казни кровь Иисуса. Якобы ею владел знаменитый Мани, основатель дуалистического учения манихеев. А от его учеников ее получили катары, наследники и продолжатели дела Мани.
Легенды Пиренеев рассказывают, что после Монсегюра Грааль был доставлен в замок Монреаль-де-Со. А оттуда перекочевал в один из соборов в Арагон, откуда позже был тайно вывезен в Ватикан.
Однако есть и такие ученые, которые считают: тайна катаров заключалась в знании скрытых фактов из земной жизни Христа. Якобы катары имели информацию о земных жене и детях Спасителя, которые после распятия были переправлены на юг Галлии, нынешней Франции. Доказательства этих сенсационных фактов катары якобы и переправили из Монсегюра накануне своей гибели.
Есть и такие энтузиасты, которые до сих пор ищут в окрестностях и на самой горе зарытые клады, золото и драгоценности катаров. Бог им в помощь.
Корабль мертвецов
На прощание я взбираюсь по узенькой каменной лестнице на полуразрушенную стену замка. Если бы не ржавый поручень, приделанный к стене давным-давно, можно свалиться. Наверху меня ждет площадка размером два на три метра, торец двух сходящихся стен замка.
Подо мной километровый крутой склон, впереди – бесконечные волны невысоких, утопающих в тумане гор. Я действительно будто стою на носу каменного корабля, летящего по небу среди огромных зеленых волн. Ветер свистит в ушах. Я боюсь высоты, и размеры площадки слишком малы, чтобы погасить страх.
Сергей кричит что-то снизу, размахивая камерой. Надо спускаться. Но я все пытаюсь представить себе странных людей, измучивших себя на этой холодной и неприветливой скале за идеи, которые нам сегодня показались бы странным суеверием. И за тайну, которая оказалась для них важнее самой жизни и следы которой ведут в этот мрачный заброшенный замок, затерянный в Пиренеях.
