SHERWOOD-Таверна

SHERWOOD-таверна. Литературно-исторический форум

Объявление

Форум Шервуд-таверна приветствует вас!


Здесь собрались люди, которые выросли на сериале "Робин из Шервуда",
которые интересуются историей средневековья, литературой и искусством,
которые не боятся задавать неожиданные вопросы и искать ответы.


Здесь вы найдете сложившееся сообщество с многолетними традициями, массу информации по сериалу "Робин из Шервуда", а также по другим фильмам робингудовской и исторической тематики, статьи и дискуссии по истории и искусству, ну и просто хорошую компанию.


Робин из Шервуда: Информация о сериале


Робин Гуд 2006


История Средних веков


Страноведение


Музыка и кино


Литература

Джордж Мартин, "Песнь Льда и Огня"


А ещё?

Остальные плюшки — после регистрации!

 

При копировании и цитировании материалов форума ссылка на источник обязательна.

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.



Средневековое общество

Сообщений 31 страница 60 из 61

31

СЮЗЕРЕН И ВАССАЛ

Сюзерен наделяет вассала леном.
Sachsenspiegel, нач. 14 в
http://s55.radikal.ru/i149/0911/9f/8f41a34612cd.jpg

а). СЮЗЕРЕН (от лат «старший») - в Западной Европе в средние века крупный феодал, верховный сеньор территории (король, герцог, князь), являвшийся государем по отношению к зависимым от него вассалам. Власть сюзерена была основана на пожаловании им вассалу феода (земельного владения).

б). ВАССАЛ (от лат. «слуга») – в средневековой Западной Европе: землевладелец-феодал, получивший от сюзерена феод, лично зависящий от него и обязанный нести определенные повинности, в первую очередь военную службу. Вассалы верховного сюзерена имели  в свою очередь своих вассалов.

ОБЯЗАННОСТИ ВАССАЛА

Вассал обязан сюзерену верной службой
Sachsenspiegel, нач. 14 в.
http://s58.radikal.ru/i160/0911/3d/2467a8083b13.jpg

В 1020 г. епископ Фюльбер из Шартра изложил обязанности рыцаря по отношению к своему сюзерену в шести пунктах.
Присягнувший на верность был обязан не допускать причинения какого-либо ущерба телу сюзерена, его достоянию, его чести, его интересам, не ограничивать его свободу и дееспособность. Кроме соблюдения этих негативных условий, вассал обязан был верно служить своему господину советами; того же во всем обязывала взаимность.

http://i072.radikal.ru/0911/dd/39401f8bc335.jpg

В «ConsuetudinesFeudorum» (Свод ломбардского феодального права), которые складывались на протяжении XII-XIII веков, рассматриваются многочисленные примеры вероломства (felonia) рыцаря по отношению к сюзерену.
Например: бросить сюзерена в бою; оставить его на поле боя живым и не тяжело раненным; оскорбить его действием; совершить прелюбодеяние или только попытаться склонить жену сеньора или его наложницу к прелюбодеянию; лишить чести или покуситься на честь дочери, внучки, невесты сына, сестры сеньора, если они были девицами, воспитывавшимися в его доме; наконец, сознательно выдать тайну сеньора.

ОТНОШЕНИЯ ВАССАЛА И СЮЗЕРЕНА

http://s55.radikal.ru/i147/0911/12/b2c33561b7d1.jpg

«Сеньор — человек, окруженный приближенными дружинниками, вассалами, служащими ему, поддерживающими его и выполняющими его повеления.
Могущество знатного сеньора определяется численностью его подданных и верных ему людей. Без этого он не senior, не «старший», «высший», не повелитель и глава. Разумеется, сеньор — землевладелец, господствующий над крестьянами и получающий с них доходы.
Не будь у него поступлений от зависимых держателей земель он не был бы в состоянии содержать свиту и кормить толпу прихлебателей.
Рента, собираемая им со своих владений, дает ему возможность устраивать пиры, празднества, принимать гостей, раздавать подарки — словом, жить на широкую ногу.

Отношения между сеньором и вассалом мыслятся поэтами как отношения взаимного служения, помощи и дружбы.
«Служить», в их понимании, часто означало не «брать», а «давать», «тратить».
В песнях старопровансальских поэтов постоянно встречается словосочетание «служить и дарить» или даже «служить и дарить что-либо из своего имущества».
Рыцарские поэты не устают подчеркивать, что основа могущества господ состоит в их щедрости. «Неблагородно поступает тот, кто не служит, не дарит и не предоставляет, как разум нам повелевает» (Бертран Карбонель)…

http://i031.radikal.ru/0911/3a/8808b32e2f2c.jpg

Вассал, вступая под покровительство сеньора, приносит ему присягу верности и клянется во всем ему помогать, защищать его от врагов, выполнять его приказания и нести порученную ему службу. Сеньор со своей стороны обязывался охранять вассала, заботиться о нем и не давать его в обиду.
Обмен взаимными клятвами и обещаниями мог сопровождаться пожалованием лена, — за этот лен вассал должен был нести рыцарскую или иную «благородную» службу. Ленное пожалование обычно заключалось в земельном владении. Но оно могло состоять в передаче права сбора доходов с земли без пожалования ее самой либо в праве сбора пошлин и поборов, судебных прав и доходов и т.д.
Существенным был не объект пожалования, а самый факт его: получение лена было сопряжено с обязанностью вассала нести службу и повиноваться сеньору.
Лен давал вассалу материальное обеспечение, необходимое для исполнения службы.
Но сеньор мог достичь той же цели и без всякого пожалования — он мог взять вассала на свое содержание, с тем чтобы тот кормился при его дворе.
Таким образом, существо феодального отношения между сеньором и вассалом заключалось прежде всего в установлении личной связи, отношений господства — подчинения, покровительства и службы...

http://s55.radikal.ru/i150/0911/80/b8b32ce5c6a2.jpg

Символическими процедурами сопровождались и передача лена по наследству, и возобновление присяги при смене сеньора (если сеньор умирал, его вассалы должны были присягать его сыну, точно так же как и наследники умерших вассалов могли получить лен своих отцов, только принеся присягу верности сеньору), и даже расторжение вассального договора. Отношения феодальной верности были насквозь символизированы и ритуализованы — они имели от начала до конца знаковый характер и вне этих формул и процедур были немыслимы и не приобретали юридической силы.
(А.Я.Гуревич «Категории средневековой культуры» (выдержки)).
http://lectures.edu.ru/default.asp?ob_no=13100

+6

32

milka написал(а):

Иванов Константин Алексеевич - директор Царскосельской гимназии, историк, поэт, человек, прекрасно разбиравшийся в проблемах обучения и воспитания юношества - посвятил свой труд молодым людям и всем, кто интересуется историей средневековья.

Описание городской свадьбы
Глава из книги ИВАНОВА К.А. "Средневековый город и его обитатели"

http://s44.radikal.ru/i105/0911/04/7d506874ba49.jpg

В средние века было меньше старых холостяков, чем в наше время. Свадьбы совершались чаще и происходили в более раннем возрасте, чем теперь.
Неженатый человек в некоторых городах не мог рассчитывать на повышение.
В городских цехах  постепенно установился обычай, в силу которого неженатый человек не мог получить звание мастера.
Вдовцы и вдовы также большей частью женились и выходили замуж. Вдовцы вступали в новый брак спустя каких-нибудь 6—8 месяцев по смерти жены.
Хотя вдовам полагалось оставаться таковыми в продолжение целого года, который и назывался „годом плача и скорби" (ein Jahr der Klage und des Leids), но они выходили замуж ранее этого срока.

http://i023.radikal.ru/0911/96/03ab1915b29b.gif

Девушки 14-ти или 14'/2 лет уже выдавались замуж. Обручали же восьмилетних.
Обручение считалось в то время главным актом, церковное же бракосочетание только скрепляло его.
Сватовство и обручение состояли из трех важнейших моментов.
Прежде всего уговаривались относительно подарка, который будет сделан невесте женихом, и о приданом, которое будет дано за невестой.

http://i025.radikal.ru/0911/bb/d78d770bdcd2.jpg

После этого отец давал свое согласие на выдачу дочери замуж, а жених — на женитьбу.
Наконец, отец невесты и жених ударяли по рукам, и обручение считалось совершившимся.
С течением времени, обязательства, которые раньше были устными, стали записываться. Такой контракт составлялся в присутствии свидетелей.
За обручением происходила обыкновенно пирушка.

Но, вот наступало время совершиться свадьбе, приближалось „высокое время" (hohe Zeit), как называли тогда день свадьбы.
Дело происходило обыкновенно поздней осенью, „когда полны житницы и погреба, когда наступает время покоя".
В иных случаях приглашала гостей на свадьбу сама невеста, в иных занимались этим лица, нарочно для этого дела избираемые женихом и невестой (Hochzeitlader).
Они разъезжали верхами в сопровождении нескольких всадников и нарочно брали с собою такого человека, который слыл за балагура, умел говорить прибаутками и рифмами, что должно было придавать всему посольству особенно веселый характер. (Такой балагур назывался Hàngelein или Hegelein).
За несколько дней до свадьбы или даже накануне её происходило торжественное шествие невесты в баню, где танцевали и пировали.
Этот обычай схож с нашим „девичником". Наконец поднималось солнце радостного, желанного дня. В одних местах это был четверг, в других пятница.
Бракосочетание совершалось обыкновенно днем и даже утром, вскоре после обедни.

http://i003.radikal.ru/0911/1e/9f2477293c12.gif

Свадебное торжество открывалось процессиями, сопровождавшими жениха и невесту в церковь. Отправлялись они в церковь не вместе.
Невеста ехала с подругами в экипаже, а иногда также и с шаферами. Жених со своими провожатыми ехали верхом.
И перед невестой, и перед женихом двигались музыканты с флейтами, скрипками, трубами и барабанами.
Само собою разумеется, что процессии эти совершались и пешком в тех случаях, когда церковь была близко. Когда процессия приближалась к собору, последний как бы приветствовал ее колокольным звоном. Чтобы пономарь не ленился и не скупился, его угощали вином.
Процессия приблизилась к собору. Гостеприимно раскрывался его главный вход. Каменные изображения святых, окруженные каменными же кружевами и цветами, как будто оживились при блеске солнца, в присутствии такого живого собрания. Чудное зрелище представляет внутренность собора. Простор, высота, группы соединенных друг с другом высоких колонн, поддерживающих собою стрельчатые арки, переплетающиеся остроконечные арки высокого потолка, все это поражает вас, возвышает ваши чувства, ваши мысли, как бы поднимает самих вас все выше и выше.

http://i019.radikal.ru/0911/1b/40008d921d96.gif

Свадебная процессия проникла во внутренность храма. Жених с невестой направляются к главному алтарю. 
Началось священнодействие, и скоро пронеслись над присутствующими слова священника: „я соединяю вас в супружество во имя Отца, и Сына, и Святого Духа" (Ego conjungo vos in matrimonium in nomine Patris, et Filii, et Spiriti Sancti).

http://s50.radikal.ru/i129/0911/7d/83da85490ab6.jpg

Молодые вышли из собора. Жених шел впереди и, дойдя до дома своего тестя, не входил в дом, а дожидался молодой.
Когда последняя подходила к дому, он встречал ее. Слуга приносил поднос с фляжкой вина и чашей. Наполненная вином чаша(кубок) обходила всех присутствующих гостей, после них пил молодой, а за ним новобрачная. Выпив вино, она перебрасывала кубок через голову.
После этого один из шаферов снимал с новобрачного головной убор и покрывал ею голову его молодой жены. Этот обряд как бы облекал ее властью.
Сейчас же она первая входила в дом, а за ней все остальные. Разумеется, прежде всего молодые принимали поздравления. Дамы и девушки подходили к невесте, мужчины к жениху. Тогда же подносились и свадебные подарки. На одной свадьбе, праздновавшейся в первой половине XV века, было поднесено новобрачным 30 серебряных чаш и кубков, ожерелье, золотой пояс и более тридцати золотых колец. Во время поздравлений и подношений играла музыка, пелись песни, и так проходило время до обеда. После обеда начинались танцы,продолжавшиеся до самой полночи.

http://s56.radikal.ru/i153/0911/39/37c9fc13f9a5.gif

С наступлением полночи составлялась новая процессия. Невесту отводили в назначенный для этого покой.
Большей частью ее сопровождали родные и шафера, но случалось, что провожатыми делались все присутствующие.
Впереди несли свечи, играла музыка, одним словом получалось впечатление большого торжества. Молодую вел один из шаферов.
Когда процессия приходила в опочивальню, шафер усаживал молодую и снимал с её левой ноги башмачок. Этот башмачок передавался потом одному или нескольким холостякам, бывшим на свадьбе. Надо предполагать, что этим подарком высказывалось пожелание, чтобы получающий его поскорей оставил холостую жизнь.

Свадебная процессия.Миниатюра нач.15 в.Франция.
http://s11.radikal.ru/i184/0911/c5/bba48fa9e4bd.jpg

Следующий за свадьбой день начинался тем, что молодые обменивались подарками (Morgengabe). Подарки вообще составляли неотъемлемую принадлежность свадьбы: дарили друг друга новобрачные, последним подносили подарки съехавшиеся на свадьбу гости, родители невесты—в свою очередь дарили различные вещи гостям и слугам, посылали деньги и пищу беднякам, странствующим ученикам, сторожу главной городской башни, слугам при ратуше, слуге погреба, посещавшегося женихом, его учителю, банщику.

http://s56.radikal.ru/i154/0911/df/0bb467d8e2d6.jpg

Отредактировано иннета (14-12-2009 18:40:20)

+5

33

Свадьба
(отрывок из книги Виолле-ле-Дюк Эжен Эмануэля)

У германцев существовал обычий, по которому приданое в дом приносил супруг, а не супруга.
Такая практика делала жену своеобразной покупкой семьи мужа, — она целиком попадала в зависимость от него.
У франков браку предшествовал контракт с обозначением суммы, которую жених обязывался платить родителям невесты. Это была подлинная сделка.
Духовенство продолжительное время боролось с таким варварским обычаем, который существовал еще в начале IX в.
Вполне очевидно, что до тех пор» пока к супруге не стали относиться как к спутнице жизни, а не как к рабыне, церемонии, совершавшиеся при заключении брака, были весьма примитивны. Франкский сеньор, который, несмотря на канонические законы, имел столько жен, сколько мог прокормить, не был заинтересован в том, чтобы акт, напоминающий куплю-продажу, сопровождался торжественным таинством.

http://s48.radikal.ru/i122/0912/26/cd74e30afb0f.jpg

Поэмы XI и XII вв. нередко посвящались свадьбам. После взятия Оранжа герцог Гильом велит крестить Орабль, взятую в плен сарацинку, и женится на ней:
"...а нарекли ее Гибор, чтоб по-христиански называться впредь. Освящена была мечеть затем, где почитался прежде Магомет,
И на Гибор с Гильомом там, Гимер Епископ Нимский, возложил венц.
Когда ж он мессу  допел, толпой в Глорьету повалили все,
И брачный пир был задан во дворце. Прислуживали молодым Ильбер, Бертран и брат его Гелен-юнец.
Семь дней хозяин, развлекать гостей артистам и жонглерам повелел, И раздарил он столько, что не счесть, шелков и меха, мулов и коней"

http://i068.radikal.ru/0912/38/24de03fedb99.jpg

Жеан Красивый (умер около 1370 г.) рассказывает о бракосочетании по доверенности между королем Англии Эдуардом III (1327—1377) и Филиппой, дочерью графа Эно, состоявшемся в Валансьене, и описывает торжества в Лондоне по случаю прибытия молодой королевы:
"сверашлся брак, той и другой сторонами согласованный и подтвержденный; все было подготовлено для невесты, что требовалось по этикету, и была она выдана замуж по доверенности, данной королем. Затем новобрачная была доставлена в Англию и препровождена в Лондон своим дядей, мессиром Жаном де Бральмоном.
В Лондоне все приняли ее с большим вниманием и торжественностью: король и госпожа моя королева-мать, другие дамы, бароны и все рыцарство Англии.
Много комплиментов услышала она в Лондоне от сеньоров, графов, герцогов, маркизов, баронов, знатных дам, богатых девиц, много поединков и турниров было проведено в честь ее, танцы каждый день, устраивались такие пиры, что и не описать, ясно должно быть: ведь все дворянство участвовало в них. Длился же праздник с перерывами в течение трех недель».

Свадьба Изабеллы Баварской состоялась в Амьене 18 июля 1385 г. и была великолепной.
Молодая королева находилась во дворце герцогини Маргариты де Эно, которой было поручено сопровождать ее в собор: «в повозке, крытой столь богато, что и не спрашивайте. На королеве была корона, стоившая целой казны какой-нибудь страны; корону ей прислал король в воскресенье...
После торжественной мессы и сопутствующих свадьбе торжеств все вернулись в епископский дворец, где жил король; там был дан обед, подготовленный дамами, королем и сеньорами; прислуживали же только графы и бароны...»(из хроники)

Въезд «в добрый город Париж» Изабеллы Баварской. Молодая королева едет верхом на иноходце,над ее головой несут балдахин.
http://s53.radikal.ru/i139/0912/25/26e6bb22108a.jpg

Если браки государей превратились в политические акты, то они стали часто приводить к соперничеству и войнам между государствами.
Сеньор, лретендовавший на некий союз и отвергнутый, становился врагом.
По этому поводу уместен случай, рассказанный Фруассаром.
Когда герцог Обер де Эно решил женить сына Гийома на дочери герцога Бургундского Филиппа Храброго (1385 г.), герцог Джон Ланкастер, полагавший, что Гийом женится на его дочери, «весь в меланхолии от этой новости», послал гонца в Кам-бре, к герцогу Оберу, чтобы узнать правду.
Посыльный задал герцогу вопрос — действительно ли он намерен женить своего сына на дочери герцога Бургундского.
Герцог Обер, слегка изменившись в лице, ответил: «Да, клянусь честью! Но почему вы спрашиваете?»
«Монсеньор, — ответил тот, — я говорю об этом потому, что монсеньор герцог Ланкастерский всегда надеялся, что монсеньор ваш сын Гийом возьмет в жены его дочь, мадемуазель Филиппу».
Тогда герцог Обер сказал: «Приятель, скажите моему кузену, что когда он надумает жениться или женить своих детей, я не буду давать ему никаких указаний; пусть же и он не указывает моим детям, ни когда мне их женить, ни где, ни как, ни на ком».
Этого ответа было достаточно, чтобы началась длительная и жестокая воина между обеими странами.

Важность, которую в то время придавали союзу двух людей, побуждала сопровождать брачные церемонии невиданной роскошью и собирать вокруг новобрачных как можно больше дворян, удивляя щедростью, пышными празднествами, блестящими поединками. Это был и своеобразный способ похвалиться своими сторонниками.
По случаю только что упомянутой женитьбы плотники и каменщики несколько дней приводили в порядок дворцы города Камбре для приема именитых гостей; одним из них был король Франции.

алтарь святого Евстафия церкви аббатства Сен-Дени в Париже.
http://s11.radikal.ru/i184/0912/b6/ee882bcab0b6.jpg

+4

34

Ремесло. Цехи и миф
Д.Э. Харитонович

Ремесло - мелкое ручное производство изделий - возникло задолго до средневековья и сохраняется по сей день. Средние века, однако, ~ эпоха его расцвета. Ремесленники-профессионалы соседствовали со всеми сословиями средневекового общества. Сельские ремесленники имелись, как правило, в каждой деревне; специалисты - оружейники, пекари, шорники и т.п. - обслуживали рыцарские замки и даже могли быть неблагородными вассалами низшего ранга, получив в лен кузницу или пекарню; монастыри, как более или менее замкнутые хозяйственные организмы, могли, подобно светским поместьям, процветать лишь при достаточной обеспеченности ремесленными изделиями, отсюда - весьма развитое монастырское ремесло средневековья. Однако основным местом развития ремесла был город. В деревне кузнец был единственным мастером-профессионалом, в замке и монастыре ремесленники являлись обычно небольшой частью челяди или братии, в городах же они образовывали немалую (если не основную) долю членов коммуны. Именно в городах встал вопрос об организации их в самоуправляющиеся коллективы - цехи, которые, впрочем, сложились не повсеместно: во многих городах Западной Европы ремесленники подчинялись непосредственно городским властям.

        Средневековые цехи - объединения городских ремесленников одной или сходных специальностей - возникают, судя по всему, в X-XI вв., фиксация их статутов относится к XII - началу XIV в. Собственно, сам производящий коллектив был невелик: из-за невысокого уровня разделения труда изделие не переходило из рук в руки, и один мастер, пусть и с несколькими помощниками - членами семьи, подмастерьями, учениками, - делал вещь целиком. Но в традиционном, сословном, корпоративном обществе средневековья конституирование любой деятельности успешнее всего происходило через объединение занимающихся этой деятельностью в признанный обществом коллектив. Поэтому в большинстве городских ремесел Западной Европы главы производственных коллективов стремились объединиться в цехи. Цехи делились по профессиям, причем разделительные признаки основывались не на характере производства, а на выпускаемой продукции, различаемой по функции. Так, например, технологически одинаково производимые бытовые ножи и боевые кинжалы изготовлялись членами разных цехов: ножовщиками и оружейниками соответственно. Единицей цеха был его полноправный член - мастер, владевший мастерской. В идеале (и если это не противоречило технологическим возможностям) в рамках одной мастерской изделие должно было изготовляться полностью: от подготовки материала до украшения готового предмета. Мастеру в его деятельности помогали подчиненные ему работники: подмастерья и ученики. Ученик работал за стол и кров и нередко сам (или егo родные) платил за обучение. Ученичество обычно длилось от двух до семи лет, а в отдельных случаях даже 10-12 лет. Окончивший учение становился подмастерьем, получавшим плату за свой труд. Однако он являлся не столько наемным работником по образцу рабочих нового времени, сколько помощником мастера, обычно жившим с ним под одной кровлей. Подмастерье мог уже сам стать мастером, но для этого требовалось иметь определенный достаток, часто - семью, кое-где - предварительно постранствовать по свету, совершенствуя свое умение. Кроме того, следовало изготовить образцовое изделие - шедевр, которое оценивалось советом цеховых старшин. Если изделие соответствовало установленным правилам, то подмастерье - после угощения членов цеха - становился полноправным мастером и мог участвовать в жизни корпорации, в выборах ее руководства, в принятии внутрицеховых решений и т.п. (впрочем, иногда и подмастерья обладали ограниченным правом голоса в делах цеха).

Читать дальше

+5

35

Популярное богословие и народная религиозность средних веков
Гуревич А.Я

В поисках источников для изучения умонастроения простонародья в период средних веков историк не оставит без внимания популярных пособий по богословию, предназначенных для рядового духовенства. Эти сочинения, в отличие от трактатов и "сумм" выдающихся теологов, не содержат самостоятельных идей и не дают оригинальной трактовки принципов католицизма. Их цель иная - наставить в кардинальных истинах богословия патеров и монахов, разъяснить в доходчивой форме прихожанину важнейшие положения Священного писания и его толкования отцами церкви и другими авторитетами. Мысли ведущих теологов подаются в этих книгах упрощенно и догматично: в них, как правило, нет сопоставления разных точек зрения, анализа аргументации, нет движения мысли, - учебник приспособлен к уровню сознания мало образованного и не искушенного в схоластической премудрости человека.

    Но эти порождения вульгарного богословия обладают в глазах историка народной культуры средних веков своеобразным преимуществом перед основополагающей философско-теологической литературой - их популярность, читаемость была во много раз выше, и круг лиц, на которых они рассчитаны, был качественно иным.
    Приходской священник был вооружен, помимо богослужебных книг, пенитенциалием и катехизисом. И тот, и другой непосредственно использовались им в общении с паствой. Катехизисы     многократно переписывались и широко распространялись, их пересказывали и переводили с латыни на народные языки. При этом естественно и неизбежно их подвергали дальнейшему упрощению, еще более приноравливая к потребностям тех людей, которые их читали или которым их читали. Если латинские тексты богословских пособий были доступны по преимуществу духовным лицам, то переводы и переложения на народные языки были рассчитаны на мирян. Исследователь вправе видеть в этих произведениях не только вульгаризованную мысль католических докторов, но и отражение запросов широких слоев общества, ибо несомненно, что аудитория, самостоятельно или при помощи проповедников знакомившаяся с этими пособиями, оказывала свое косвенное, но тем не менее заметное воздействие на их содержание. Исследователь подобных сочинений вправе поставить вопросы: какие религиозно-нравственные проблемы волновали широкую аудиторию и в каком виде эти проблемы ей преподносились? Что именно из католического учения усваивалось рядовым христианином в первую очередь? Таким путем, может быть, удалось бы несколько ближе познакомиться с "общим религиозным фондом" эпохи, выделив из него те идеи, которые занимали центральное место в народном сознании, находившемся долгое время под идеологическим контролем церкви. Изучение пенитенциалиев, нацеленных на выяснение прегрешений прихожан, на искупление и предотвращение новых грехов, дает возможность увидеть, так сказать, "негативную" сторону "народного католицизма", - анализ произведении вульгарного богословия должен помочь рассмотрению его "позитивного" аспекта.

Далее

+3

36

Эпоха крестовых походов.
Под редакцией Э.Лависса и А. Рамбо

Западная цивилизация в XII и XIII вв.

Народные верования и суеверия.

Несмотря на успехи, достигнутые Западной Европой в других областях, самосознание христианских народов в промежуток времени от X до XIV в. не прояснилось. Оно по-прежнему было затемнено грубыми суевериями - теми самыми, которые исказили сущность христианства, когда оно, перестав быть религией посвященных, сделалось религией языческих и варварских масс. Как ни была искренна вера людей XII и XIII вв., - в народной массе она была слепа и невежественна, полна суеверий и загромождена детскими обрядами. Чтобы убедиться в этом, достаточно прочитать какой-нибудь из сборников благочестивых рассказов, которые составлялись в то время для народных проповедников или для назидания верующих такими людьми, как Цезарий Гейстербахский, кардинал Яков Вит-рийский, доминиканец Этьен Бурбонский, Эд Шеритонский, и множеством анонимных компиляторов.

Эти сборники и агиографические легенды того времени доказывают, что священные обряды и орудия культа, как например, таинство евхаристии, мощи, освященная вода, заклинание бесов, молитва, исповедь, считались как бы фетишами или магическими формулами, обладавшими таинственной силой независимо от умственных или нравственных качеств того, кто пользовался ими. Мощи, игравшие такую важную роль в гражданской и религиозной жизни средних веков (potiora Lapidibus pretiosis ossa), были не что иное, как талисманы. Этим священным костям, которые хранились в раках ювелирной работы, для которых строили затем громадные каменные раки вроде Sainte-Chapelle вПариже, Sainte-Chandelle  в Appe, La Spina  в Пизе, приписывались волшебные свойства.
Один летописец ХП в. рассказывает, что во время перенесения мощей св. Мартина в Тур 6 887 г. два хромых нищих из Турэни, которым их уродство давало хороший заработок, решили покинуть страну до прибытия раки, боясь быть против воли излеченными ее всемогуществом. Они пустились бежать, но недостаточно скоро. Мощи прибыли в Турэнь прежде, чем они успели уйти, и нищие, немедленно исцеленные, лишились своего заработка.
Один купец, украв за морем руку Иоанна Крестителя, бежал с этим сокровищем «в Гронинген во Фрисландии, на край земли». Там он купил дом, спрятал мощи вовнутрь балки и с этого дня начал богатеть. Однажды, когда он был в таверне, кто-то сказал ему: «Город горит, твой дом в опасности»; он отвечал: «Мне нечего бояться; мой дом хорошо охраняется». Действительно, дом уцелел, но это чудо возбудило любопытство граждан, и они заставили счастливца уступить им талисман, который они перенесли в свою церковь. С этого дня в городе стали совершаться чудесные исцеления, а купец обнищал. «Я сам видел эту руку, - говорит Цезарий, - на ней еще есть кожа и мясо. Раз один священник отрезал маленький кусочек этого мяса, но когда он хотел унести его, оно обожгло ему руку, как горячий уголь». Этот наивный фетишизм, которому можно привести тысячу примеров, был общераспространенным явлением. «Мощи, - говорит граф Риан, - привлекали в праздничные дни, установленные для их чествования, громадные толпы богомольцев и с ними столь обильные приношения, что предмет поклонения, оставаясь духовным сокровищем святилища, счастливого уже обладанием его, становился для него, кроме того, еще источником значительных земных сокровищ».

Духовенство, с уверенностью рассчитывая на обильные приношения, спекулировало приобретением мощей, которые до четвертого Латеранского собора были предметом торговли. За неимением драгоценных мощей, почитаемых сильными мира сего, бедные люди, деревенские жители, создавали себе фальшивые святыни, которые они, однако, считали не менее могущественными. Этьен Бурбон-ский рассказывает, что женщины лионской епархии почитали могилу одного сыщика под именем св. Гинефорта. Чосер в своих «Кентерберийских рассказах» нарисовал портрет этих «сборщиков милостыни», которые в XIII в. наводняли деревни, - благочестивых бродяг, полуаскетов, полумошенников, которые вопреки церковным запрещениям на каждом перекрестке развязывали свои чудовищные узлы - «кусок паруса от лодки св. Петра, детский чепчик одного из невинно убиенных младенцев, перо архангела Гавриила».

Не менее характерны и те верования, которые были связаны с исповедью и причастием. Многие простые души приписывали исповеди чрезвычайную силу. Жена одного рыцаря обманывала мужа, живя с рабом; муж, терзаемый ревностью, узнал, что в соседнем городе живет бесноватый, который умеет угадывать самые сокровенные помыслы людей. Он решил привести подозреваемого им раба к этому чародею, чтобы узнать истину. Раб, испугавшись и будучи уверен, что его вина обнаружится, искал спасения в исповеди; он исповедался первому крестьянину, которого встретил на дороге; после этого он с честью выдержал испытание, которое могло погубить его; бесноватый принужден был сознаться, что он более ничего не знает об этом человеке. «Таким образом, - говорит гейстербахский монах, -благодаря исповеди, раб был спасен от смерти, а рыцарь от своих мучений». Но самым действительным из волшебных средств считалось причастие, главное из таинств.
Сомневающиеся видели, как гостия в чаше превращалась в кружочек тела, вино - в кровь, или как распятый Христос выходил из хлеба. Те, которые по простоте своей неуважительно пользовались гостией, как лекарством для излечения своих домашних животных, удивлялись, что церковь осуждает их за это. Впрочем, гостия, употребленная для святотатственной цели, все-таки творила чудеса. Одна женщина положила гостию в свой пчельник, чтобы прекратить эпидемию, которая опустошала его; благочестивые пчелы тотчас выстроили восковую часовню «с окнами, крышей и колокольней, куда и поместили гостию с большим торжеством». Другая женщина, чтобы предохранить свою капусту от гусениц, посыпала ее крошками гостии; она была поражена неизлечимым параличом.

Вмешательство дьявола в самые простые случаи повседневной жизни нисколько не оскорбляло даже развитые умы, воспитанные в постоянном страхе перед сверхъестественными силами и привыкшие к невероятно грубому чародейству. Один аббат в юности учился в Парижском университете. Над ним смеялись, потому что он был туп и ничего не удерживал в памяти. Однажды явился ему сатана и сказал: «Хочешь быть моим подданным? Я научу тебя искусству письма».
При этом он положил ему в руку камень: «Пока ты будешь держать в кулаке этот камень, ты будешь все знать». Молодой человек, ко всеобщему удивлению, скоро стал чудом школы. Но он заболел, исповедался, бросил камень, все забыл и умер. Черти начали мучить его, но Господь послал «какое-то небесное существо», чтобы велеть им оставить его в покое: «Оставьте эту душу, которую вы обманули». Душа тотчас вернулась в тело, над которым парижские школьники в ту минуту служили заупокойную обедню. Воскресший встал и немедленно вступил в цистерцианский орден.

Один монах молился перед алтарем своей церкви, и Бог дал ему такой «дар слез», что он оросил ими землю. Тотчас же дьявол породил в его сердце тщеславную мысль: «Я хотел бы, чтобы кто-нибудь был здесь и видел, как хорошо я плачу». Немедленно появился дьявол «в виде черного монаха» и стал внимательно смотреть на слезы. Достаточно было крестного знамения, чтобы прогнать его. Один клирик обладал таким красивым и приятным голосом, что слушать его пение было наслаждением; один благочестивый человек, услышав этот голос, приятный, как звуки арфы, сказал: «Это не голос человека - это голос дьявола». Он тотчас заклял беса, и последний исчез, а тело, только что живое, немедленно начало разлагаться. Это было тело, давно лишенное души, которым играл дьявол. Таковы были рассказы монахов. Успех подобной литературы вполне объясняет нам частое появление дьявола в средние века и совершавшиеся тогда чудеса. Средневековые колдуны и колдуньи были жрецами и жрицами дьявола, и если духовенство преследовало их, то - как верно было замечено - не потому, что оно сомневалось в действенности их чар, а, наоборот, потому что оно приписывало им страшную силу ввиду их связи с сатаной.
Итак, духовная нищета средневековых христиан была очень велика. Толпа плохо понимала дух христианства, обрядовым предписаниям которого она следовала обычно до мелочей. Лишь немногие действительно вкушали сладость евангельского учения. Люди, конечно, очень хорошо знали, что Бог требует доброты, милосердия и смирения, но они надеялись оправдаться перед его судом милостыней (которая сторицей будет возвращена на небе), телесными лишениями и соблюдением обрядов. Деяния святых XII и ХШ вв., где биографы собрали все черты жизни своих героев, представлявшиеся им наиболее назидательными, полны фактов иногда более оскорбительных, нежели трогательных. Смирение этих людей состояло часто лишь в том, что они исполняли отвратительные работы или, подобно тому послушнику, о котором рассказывает Цезарий', пили грязную воду, где было вымыто больничное белье; милосердие часто понималось, как обязанность раздавать деньги профессиональным нищим, выставлявшим на показ свои язвы на паперти церквей. Среди множества нелепых рассказов гей-стербахского монаха можно встретить лишь немного черт истинной гуманности вроде рассказа о послушнике, «который, видя, как слуги одного вельможи гнали палками бедняка, был охвачен состраданием до слез».

Нравы.

Такие религиозные воззрения и привычки, конечно, не могут способствовать нравственному улучшению общества. Действительно, люди XII и XIII вв., отличавшиеся большой набожностью, были не более проникнуты евангельским духом, чем люди других эпох. Напротив, если верить проповедникам, то нравы светского общества никогда не были более жестоки и вкусы более грубы, чем в тот период средних веков. Без сомнения, они преувеличивают; но у нас есть более прозаические документы, которые также свидетельствуют о низком уровне общественной нравственности. Это - протоколы епископских ревизий по деревням, синодальные статуты, каноны соборов, книги консисторских судов, судебные следствия и приговоры. Обильный материал, которым, впрочем, следует пользоваться с осторожностью, представляют также воспроизведения повседневной жизни, которые мы встречаем в фаблио и иногда - в виде эпизодов - в больших повествовательных поэмах. Наконец, сюда же надо отнести жалобы голиардов, этих жонглеров церковного общества, написавших по-латыни столько стихотворных сатир и жалоб на «состояние мира», на «упадок века». Все эти свидетели показывают одно и то же, все эти колокола издают один звук.

Леопольд Делиль специально изучил знаменитый «журнал» пастырских ревизий Эда Риго, руанского архиепископа середины XIII в. Вот картина нравов сельского духовенства, которую он рисует на основании этого «журнала»: «Многие деревенские священники содержат целые годы одну или нескольких наложниц; их дети воспитываются под кровлей церковного дома... Я часто встречаю жалобы на то, что они посещают таверны и напиваются «по горло»; вследствие этого они затевают драки, забывают платье на месте кутежа; случается даже, что духовные валяются на полу мертвецки пьяные. Некоторые священники принимают участие в ссорах, дерутся со своими прихожанами. Многие занимаются торговлей; священники, продававшие спиртные напитки, простирали свою наглость до того, что напаивали своих прихожан. Они играют в кости, шары и диск. В 1248 г. одного священника из Ваursiou-Воsс упрекали в том, что он принимал участие в турнирах. По синодальным статутам, священники могли ездить верхом лишь в круглых и закрытых мантиях; вопреки этому предписанию многие ездили в открытых сутанах, или так называемых табарах. Те же из них, светскому вкусу которых не удовлетворяли даже табар и шапка, надевали рыцарскую одежду и носили оружие. Эд Риго нашел в своей епархии священников, которые не были произведены в священнический сан и не считали нужным явиться на посвящение, или таких, которые, получив эту степень, в течение многих лет не служили ни одной обедни; другие не жили в доверенных им приходах; они требовали вознаграждения за совершение таинств»...
Эд Риго, прелат более строгий, чем большинство его собратьев, подвергал испытанию клириков, которых сеньоры, собственники бенефиций, представляли ему для замещения приходов его епархии.

Если таковы были деревенские священники (которых св. Бернард и большинство моралистов церкви обличали с таким патетическим красноречием, что мы затрудняемся приводить здесь их выражения), то каковы же были остальные члены деревенского общества - крестьянин, приказчик сеньора и сам сеньор? Благодаря проповедям и фаблио, мы знаем их довольно хорошо: в их нравах не было ничего идиллического. «Становишься в тупик при виде неурядиц, господствовавших в большинстве сельских семейств.

Со всех сторон предпринимаются попытки устранить прелюбодеяния и наложничество, но почти все меры оказываются бессильными». Жонглеры неистощимы в насмешках над грубостью, нечистоплотностью и тупостью крестьян, над их страданиями, которые не вызывают в них ни тени сострадания. Что же касается сеньоров, то «с кафедр гремят самые горькие жалобы на алчность и на насилия рыцарей и военных людей». Их упрекают в безжалостном грабительстве и в злоупотреблении правом сильного. Жизнь состоятельного человека проходила в празднествах и атлетических упражнениях; рыцарские поэмы XII и XIII вв. дают нам довольно точное представление об этом. Были также рыцари, все добро которых заключалось в коне, оруженосце и оружии и которые рассчитывали прожить на доходы с войны и турниров, как тот рыцарь, о котором жонглер говорит: «У него не было ни виноградника, ни земли; вся его надежда была на турниры и на войну, так как он хорошо владел копьем».
В мирное время и когда турниры не были запрещены (они часто запрещались в XIII в.), эти рыцари разгуливали по большим дорогам. Авторы фаблио рассказывают нам об их привольном житье за счет слабых и глупых.
В фаблио и проповедях превосходно отражаются и нравы городского общества. Классический тип французского буржуа - вольнодумного, бережливого, весельчака и ротозея - можно уже целиком найти в фаблио. Толстый купец в роскошном платье, «меняла» и ростовщик, больше всего уважает  сеньора Экю. Он ненавидит отродье оборванцев, калек и монахов; он любит хорошо пожить и смеется над священниками; таков, например, Мартин Гапар, гражданин Авранша: «Мартин Гапар больше всего ненавидел монастыри, проповедь, господ, висельников и духовных лиц... »

«Парижский буржуа XIII в., - говорит  Lecoy de La Marche, - уже несколько приближается к современному типу... Он хвастает своим презрением к проповедям. Видя, что священник всходит на кафедру, он поворачивается к нему спиной и выходит из церкви до тех пор, пока кончится проповедь...» Кроме того, его обвиняют в том, что он наживается путем обманов, а если он богат, - в том, что он так же жесток по отношению к бедному люду, как и соседний кастелян. Его нравы очень свободны; его пороками кормится в каждом городе скверная толпа девиц, сводней, игроков и оборванцев. К этой толпе принадлежали и жонглеры, предки Виллона: значит, они отлично знали ее; они рассказали о ее делах и подвигах; в своих насмешливых поэмах они дали несколько незабвенных типов ее; таковы Сан-соннё, сын Ришё, изящный, обворожительный авантюрист, силач, умный и безжалостный, властелин женщин и через женщин - мира; Буавэн, тщедушный хитрец, Панург XIII в., неподражаемо умевший брать без отдачи; бродяга Тибо, Мабиль, Оберэ и многие другие.

+4

37

ВРЕМЯ В СРЕДНИЕ ВЕКА

(из книги  Жака Ле Гоффа "Цивилизация Средневекового Запада")

http://s002.radikal.ru/i200/1006/01/c7500be996af.jpg

Время для клириков Средневековья и тех, кто находился под их воздействием, было историей, которая имела определенное направление.
Однако она шла по нисходящей линии, являла собой картину упадка.
Одной из наиболее действенных схем было разделение времени по дням недели. Вселенная как и человек проходит через шесть возрастов наподобие шести дней недели.
Шестой возраст, которого достиг мир, есть, стало быть, возраст дряхлости.
Средневековое мышление и чувствование были проникнуты глубочайшим пессимизмом.
Мир стоит на грани гибели, на пороге смерти. Mundus senescit (мир стареет) - это убеждение ранних христиан, возникшее в эпоху бедствий Позднеримской империи и вторжений варваров, было все еще живо и в ХII в.
Оттон Фрейзингенский писал в своей «Хронике»: «Мы видим, что мир дряхлеет, угасает и, если можно так сказать, готов уже испустить дух».

Восхваление ушедших времен,воспоминания о славном, молодом и добродетельном прошлом у средневековых авторов - не просто дань психологической и литературной традиции, но выражение их основных убеждений.

Памятна слава исчезнувших лет:
В них справедливость, любовь и совет,
Вера была. Ничего больше нет.
Все онемело, утратило цвет.
Прежним не будет уже белый свет!

Прадедов доблесть неведома нам
И добродетель. О горе векам!
Жены теперь изменяют мужьям,
Рыцари - клятвы вассальной словам.
Скоро настанет конец временам!

(«Житие Алексея, человека Божьего» версии ХII в.)

http://s52.radikal.ru/i135/1006/bd/8e5afabed5be.jpg

Марк Блок нашел поразительную формулу, которая, казалось бы, резюмировала отношение средневековых людей ко времени: полное безразличие.
Это безразличие выражалось у скупых на даты хронистов (они вообще, как мы увидим ниже, были равнодушны к точным цифрам) в неопределенных выражениях типа «в это время», «тем временем», «вскоре после этого».
Смешение времен было в первую очередь свойственно массовому сознанию, которое путало прошлое, настоящее и будущее.
Это смешение, проявлялось особенно отчетливо в стойкости чувства коллективной ответственности.
Все ныне живущие люди отвечают за проступок Адама и Евы, все современные евреи ответственны за страсти Христовы, а все мусульмане – за магометову ересь.
Как было уже отмечено, крестоносцы конца ХI в. считали, что они направляются за море чтобы покарать не потомков палачей Христа, а самих палачей. %-)

http://s54.radikal.ru/i144/1006/e4/a099213d3417.jpg

Однако уже само воплощение Господа влекло за собой необходимость датировок.
Жизнь Христа разделила историю на две части, на этом событии основывалась христианская религия; отсюда - и склонность, более того, чрезвычайная чувствительность к хронологии(только эта хронология не определялась протяженностью времени. События датировали по другим правилам и с другими целями.Хронология имела знаковый характер)

Устройства, служившие для измерения времени, оставались либо связанными с капризами природы - таковы солнечные часы, либо определяли лишь отдельные временные отрезки - как песочные и водяные часы. Использовались, наконец, и заменители часов, которые не измеряли время в цифрах, но определяли конкретные временные вехи: ночь разделялась на «три свечи», короткие промежутки определяли временем, потребным для чтения молитв «Miserere» или «Отче наш».
Это были неточные инструменты, целиком зависящие от непредвиденной случайности вроде облака, слишком крупной песчинки и мороза, а также от умысла человека, который мог удлинить или укоротить свечу, прочесть молитву быстро или медленно. Но это были также различные системы счета времени.

Сутки начинались с различных моментов: с заката, полуночи или полудня.
Сутки делились на часы неодинаковой протяженности; это были более или менее христианизированные старые римские часы.
Час был примерно равен нашим трем: утреня (около полуночи), хвалины (3 часа пополуночи), час первый (6 часов утра), час третий (9 часов), час шестой (полдень), час девятый (15 часов), вечерня (18 часов), навечерие (21 час).

В повседневной жизни средневековые люди пользовались хронологическими ориентирами.
Как и письменность, мера времени оставалась в течение большей части Средневековья достоянием могущественных верхов.
Народная масса не владела собственным временем и была неспособна даже определить его.
Она подчинялась времени, которое предписывали колокола, трубы и рыцарские рога.

http://s46.radikal.ru/i113/1006/a7/139a4fd1cd5e.jpg

Но средневековое время было прежде всего временем аграрным.
В мире, где самым главным была земля, с которой жило богато или бедно - почти все общество, время не было насыщено событиями и не нуждалось в датах - или, вернее, его даты подчинялись природному ритму. Ибо сельское время было природным временем с его делением на день, ночь и времена года - оппозиции мрака и света, холода и тепла, деятельности и праздности, жизни и смерти.

Ночь была чревата угрозами и опасностями. Духовенство пользовалось восковыми свечами, сеньоры факелами, простонародье обходилось сальными свечами.
Поэтому особенно велика была опасность пожара - достаточно прочесть по этому поводу, среди множества других, рассказ Жуанвиля о пожаре, вспыхнувшем ночью в каюте французской королевы на корабле, который вез Людовика IХ в Святую землю.

Против угроз, исходивших от людей, запирались на ночь ворота, в церквах, замках и городах выставлялась бдительная стража.
Средневековое законодательство карало с исключительной силой правонарушения и преступления, которые совершались ночью.
Это было серьезным отягощающим обстоятельством.

http://s016.radikal.ru/i336/1011/0e/e5d7f966b9c6.gif

Но главным образом ночь была временем сверхъестественных опасностей, искушений, привидений и дьявола.
Немецкий хронист Титмар Мерзебургский в начале XI в. приводит множество историй о привидениях: «Бог даровал день живым, а ночь отдал мертвым».
Ночь принадлежала ведьмам и демонам.
С другой стороны, для монахов и мистиков она была предпочтительной порой их духовной битвы, бдений и молитв. Святой Бернар приводит слова Давида-псалмопевца: «Ночью вспоминал я имя Твое, Господи, и хранил закон Твой».

В эпической и лирической поэзии ночь была временем невзгод и приключений. Часто она связывалась с другим темным пространством - лесом.
Лес и ночь, соединившись воедино, внушали ужас. Так однажды заблудилась там Берта Большеногая:
Она горько плакала, оказавшись в лесу,
А когда настала ночь, начала причитать:
«Ах, ночь! Как ты длинна и как многого должно страшиться!»

Напротив, все «светлое» - ключевое слово средневековой литературы и эстетики - было прекрасным и добрым: солнце, сверкающее на латах и мечах воинов, голубые глаза и белокурые волосы молодых рыцарей.
«Прекрасен, как день» - это выражение никогда не ощущалось глубже, нежели в средние века.
Когда героиня «Ивейна» Лодина говорит: «Пусть ночь станет днем», это значило нечто большее, чем нетерпеливое желание снова увидеть возлюбленного.

Другой контраст между временами года. По правде говоря, Средневековье знало лишь зиму и лето.
Слово «весна» появляется в ученой латинской поэзии, в частности у вагантов: «Проходит весна жизни. Близится наша зима».
Здесь также противостоят друг другу лишь два времени года, каковыми являлись обычно легко и зима.
В литературе на национальных языках лето было временем обновления. Мария Французская говорит о «летнем вечере, когда леса и луга вновь покрываются зеленью и расцветают сады».

http://s016.radikal.ru/i336/1011/0e/e5d7f966b9c6.gif

Оппозиция «зима - лето» занимает большое место в поэзии миннезингеров. «Услады лета» противопоставляются в ней «зимней тоске».
В своей знаменитой поэме «Майская песнь» Вальтер фон дер Фогельвейде воспевает лето, которое гонит прочь зиму, лишенную ярких красок, пения птиц и радостей на вольном воздухе.

Май- был месяцом обновления, что подтверждает мысль об отсутствии весны - или, точнее, ее поглощении летом. «Чувство мая» было настолько сильным в средневековом сознании, что миннезингеры придумали даже глагол «маить» («es maiet»), означавший освобождение и радость.

При этом важно то, что наряду или, лучше сказать, вместе с крестьянским временем выступали и другие формы социального времени: время сеньориальное и время церковное.

Сеньориальное время было прежде всего военным.
Оно составляло особый период года, когда возобновлялись военные действия и когда вассалы обязаны были нести службу сеньорам. Это было время военного сбора.

http://s016.radikal.ru/i336/1011/0e/e5d7f966b9c6.gif

Сеньориальное время было также и временем взноса крестьянских податей. Вехами годичного времени были большие праздники,к которым приурочивались натуральные оброки и денежные платежи. Даты взносов менялись в разных районах и сеньориях, но в хронологии взносов выделялся общий период - конец лета, когда после сбора урожая взималась основная часть податей. Наиболее важной датой был день св. Михаила (29 сентября), иногда же взносы отсрочивались до дня св. Мартина зимнего (11 ноября).

Но средневековое время прежде всего было религиозным и церковным. Религиозным потому, что год в первую очередь представал как год литургический.
Церковным же время было потому, что только духовенство умело измерять его.
Церковь одна нуждалась в этом в целях литургических и одна способна была это делать, хотя и с небольшой точностью.

Церковный счет времени, и особенно расчеты дней Пасхи (в Раннее Средневековье предмет спора ирландской и римской систем), дал первый толчок прогрессу в измерении времени. Духовенство было хозяином времени. Колокольный звон, призывающий священников и монахов к службе, был единственным средством отсчета дневного времени. Лишь с его помощью можно было приблизительно определить время дня, ориентированное часы церковных служб, благодаря чему регламентировалась жизнь всех людей.
Крестьянская жизнь была настолько подчинены этому церковному времени, что Жан де Гарланд в начале ХIII в. дал слову «колокол» («campana») следующую фантастическую, но характерную для той эпохи этимологию: он произвел его от слов «поле», «село» («campus»), утверждая, что «такое название дали крестьяне, живущие в селах и не умеющие определять часы иначе, как по звону колоколов».

http://s016.radikal.ru/i336/1011/0e/e5d7f966b9c6.gif

Время аграрное, время сеньориальное, время церковное. Характерным для них было, наконец, то, что все они тесно зависели от природного времени.

Сеньориальное время было привязано к природному благодаря военным действиям. Они начинались только летом и на его исходе заканчивались.
Хорошо известно, что феодальные ополчения распускались, как только завершался трехмесячный срок вассальной военной службы.
Еще более увеличивало эту зависимость от природного времени постепенное превращение средневековой феодальной армии в кавалерию.
Эта эволюция была санкционирована еще капитулярием Пипина Короткого от 751 г.
С тех пор сбор армии происходил не в апреле, как раньше, а в мае, когда зеленеют луга и лошадей можно обеспечить подножным кормом.
Куртуазная поэзия, заимствовавшая свой лексикон у рыцарства, называла время служения возлюбленного своей даме «летней службой».

http://s45.radikal.ru/i109/1006/0f/c46153675a59.jpg

Церковное время было не менее подчиненным ритму природы.
Не только большинство крупных религиозных праздников, которые были наследниками старых языческих, приуроченных к важным явлениям природы (Рождество, например, заменило древний праздник зимнего солнцестояния), но и весь литургический гол был согласован с природным ритмом сельскохозяйственных работ. Литургический год, от Рождественского поста до Троицы, охватывал период приостановки сельских работ. Лето и часть осени, период наиболее напряженных работ, были свободны от крупных праздников, за исключением Успения Богородицы.

Отредактировано иннета (11-11-2010 21:40:59)

+4

38

Что есть куртуазность?
Ж.Флори. Ричард Львиное сердце. Король-рыцарь

Щедрость и Учтивость — это два крыла Храбрости, писал Рауль де Уден. Переведем: чтобы заработать хорошую репутацию, знатный рыцарь должен быть «щедрым» (то есть великодушным до крайности, даже расточительным) и «учтивым».
Что это значило в эпоху Ричарда? Вопрос спорный, так как последнее определение имеет очень много смысловых значений, особенно если оно ассоциируется со значением куртуазной любви.

Одно известно точно: современный смысл термина не полностью отражает свои различные смысловые оттенки прошлого. Если сегодня о человеке говорят, что он куртуазен (учтив), то это значит, что речь идет о его вежливости, галантности, его обходительности и знаниях правил хорошего тона, его отношении к себе подобным, особенно по отношению к представительницам женского пола. В эпоху Ричарда употребляется слово corteis, чтобы обозначить поведение, достойное похвалы и соответствующее предписаниям двора.
Учтивым может быть также назван тот, кто «не соответствует» этой среде, но ведет себя, наоборот, соответственно нравам, царящим в это время. Это первое значение может порой породить весьма странные для нас утверждения: в эпических песнях (а иногда даже в романах) можно обнаружить фразы, квалифицирующие как «куртуазные» действия и жесты, но вовсе не соответствующие современной концепции значения этого слова: например, безжалостное уничтожение врагов, поджог или грабеж их земель, или использование военных хитростей, не совсем «рыцарских» и еще менее куртуазных в современном смысле. Очевидно, здесь идет речь о пережитках прошлого мировоззрения, которые акцентировались на военных доблестях.

Как бы то ни было, совершенствование восприимчивости и уже упомянутых нравов под влиянием литературы, отражающей одновременно нравы и стимул их развития, выводит на первый план в этой придворной манере поведения качества не столь грубые. Конечно, как мы видели, храбрость остается в глазах большинства главным достоинством рыцарей, способным вызвать интерес и восхищение принцев, благосклонность, даже любовь женщин.

Воинские подвиги остаются идеальным способом доказать даме свою любовь. Об этом свидетельствует диалог, который в романе «Ланселот Озерный» предшествует моменту, когда королева Гвиневра слышит из уст Ланселота доказательство его любви и готовится ответить на нее, отдавшись ему:
«— Расскажите мне обо всех своих подвигах, которые вы совершили и для кого вы их совершили?
— Для вас, Госпожа.
— Как? Вы меня так сильно любите?
— Госпожа, я не люблю никого сильнее, чем вас»

Военная храбрость сохраняет все еще весь свой престиж. Но во второй половине XII века ее недостаточно. Чтобы быть названным «куртуазным», рыцарь должен быть не только храбрым воином, способным на красивые удары мечом. Он должен уметь вести себя на придворных собраниях, где присутствуют мужчины и женщины, зимой во дворце, летом на природе, там, где правит любовь, в этих «приятных местах», где литература плетет свои интриги в романах. Он должен блистать или, по крайней мере, участвовать в разговорах, танцах и играх, уметь сказать комплимент, петь, даже сочинить поэму. Слово «куртуазный» все больше и больше наполняется качествами, необходимыми для покорения женского сердца.

Иногда утверждалось, что XII век был веком прославления женщины. Жорж Дюби энергично, может даже слишком, восстал против этой идеи, считая, что здесь речь идет об обмане. Он, безусловно, прав, если понимать под прославлением женщины глубокий переворот в обществе, которое поместило женщину на равный уровень с мужем — мужем, которого до сих пор называли довольно характерными словами: сир, сеньор, барон. «Любовное рабство», часто выставляемое на первый план, было, вероятно, игровым отношением, совсем как куртуазная любовь, какой мы ее представляли еще недавно, с ее судами любви.

Однако XII век был ознаменован появлением заметных женских фигур. Правда, они были и раньше, но не такой величины. Алиенора Аквитанская — одна из них, и о влиянии этой исключительной женщины на нравы и мышление того времени было уже достаточно сказано. Она не единственная, и Жорж Дюби сам это признает: роль женщин в оживлении куртуазной жизни, очаге новых мыслей, была преобладающей, превышающей, без сомнений, роль «молодых», которых он больше чем кто-либо выводил в свет.
Именно под влиянием женщин рыцарское мировоззрение изменило свое направление и приобщилось к культуре, и именно это нас здесь интересует.
Роль женщины, любви, бракосочетания является центром всех интеллектуальных споров, которые занимают великие умы XII века.  Несмотря на преувеличения Дени де Ружмона (и в частности, его исключительное настаивание на катарском происхождении куртуазности), его тезис остается важным, так как он утверждает, что любовь существовала не всегда. Это, так сказать, «французское изобретение XII века». Трубадуры Лангедока, конечно, могли, даже не будучи катарами, подвергнуться влиянию некоторых катарских доктрин, в частности доктрин, критикующих Церковь того времени за ее чрезмерный и формалистский сакраментализм и за аристократический брак, рассматриваемый как социальный контракт, скорее объединение двух домов, чем двух существ, предназначенное для обеспечения мира союзом двух семейств, единой целью которых является произведение на свет наследника. Они могли изложить или принять идею о любви-чувстве, чувствительном, свободном, не связанном социальными путами и бесправными соглашениями, независимом от брака, так как это невозможно в рамках принудительного институционального контракта, ведь любовь не может быть стеснена.

Такое отношение могло их привести к своего рода восхвалению свободной любви, и это в строгом морализованном обществе, очевидно, встретило одобрение «молодежи» (какой бы она ни была). Это приветствовали и женщины, в том числе и те, кто принадлежал высшему обществу, в основном неудачно вышедшие замуж и испытывающие чувство неудовлетворенности, надеявшиеся на любовь, на соединение душ и тел. Так возник кодекс новых соглашений, порицающих ревность, новые правила «куртуазности», которые, как в игре, маскировали реальную основу — стремление к чувственной любви, любви, сентиментальной, вне брака, к адюльтеру, всему, что противоречило духовным таинствам и зачатию как основам феодального общества, которые были попраны катарскими доктринами.

Однако единственный вышеизложенный пример свидетельствует о том, что эти новые веяния могли развиваться за пределами катаризма, в лоне даже самого феодального общества, как подрывной элемент или как игра, как простая «идея», но из тех, которые ведут за собой мир, или, по крайней мере, влияют на характеры и трансформируют мировоззрения.
В любом случае, в XII веке «куртуазный» рыцарь должен был уметь «ухаживать» за женщиной, а не только брать их, когда они сами не отдаются, как в большинстве случаев в эпических песнях. Присутствие женщины, редкое или второстепенное в эпопее, становится преобладающим в романе, и отныне любовь занимает в литературе первое место.

Какая была форма этой любви? В романах, как в большей части поэтической продукции XII века, речь абсолютно не идет о платоническом чувстве, о чистой идее, как в случае Жоффруа Рюделя, восхваляющего в одной песне свою «amor de lonh» — бестелесную и абсолютную страсть к далекой принцессе, как считается, к графине Триполи, которую он никогда не видел.
Это символ «куртуазной любви», герой добровольно несет крест нераздельного чувства к недоступной женщине, в данном случае из-за географических факторов, где-нибудь в другом месте — из-за социальной пропасти. У большинства трубадуров героиней была дама замужняя, жена большого сеньора, а влюбленным был его вассал или, по меньшей мере, некто ниже его статусом. Любовь и «куртуазность» рыцаря-слуги потерпят крах или вынуждены будут оставаться платоническими, если придерживаться стесняющих соглашений.
Но это именно то, чего не делают поэты и романисты, наоборот, принимающие сторону любви против социальных соглашений и порицающие ревнивцев. У многих трубадуров (начиная с первого, герцога Гийома, предка Ричарда), у большинства поэтов и романистов, со времен Берула, Марии Французской и Кретьена де Труа, потом во всех традициях романов об эпохе короля Артура любовь побеждает и достигает своей цели и плотского союза — иногда в браке (это была, как мы видели, попытка реабилитации Кретьена де Труа), чаще всего вне брака, в супружеской измене, которую романисты и публика одобряют, а сам Бог не порицает.

Если верить Э. Кёхлеру, то здесь мы видим, как и в случае со щедростью, сознательную разработку классовой идеологии мелких буржуа, к которым приписывают себя трубадуры. В феодальном обществе эта «молодежь», младшие в семье и члены мелкой обедневшей буржуазной семьи, одновременно лишена земель, наследства и средств к существованию, достойных их положения. В равной степени они лишены возможности жениться. Вельможи, богачи, «бароны», женатые, зажиточные главы семейств монополизируют право на женщин, а молодым приходится ждать смерти «начальника», отца или старшего брата, проявляя свое нетерпение. Ухаживая за женщиной, женой сеньора или за другой женщиной, чаще всего замужней или обрученной, они пытаются одновременно «проявить свою боевую мощь» в любви, удовлетворить свое желание, но также развить идеологию, порицающую ревность, рассматриваемую как недостойную, — это черта простолюдина, бюргера, скупца!

Дворянин, рыцарь не должен быть ревнивым, так как любимая женщина — это не предмет обладания. Ревнивый муж, который считает свою жену предметом, своим имуществом, мешает ей участвовать в деятельности общества, в его «улучшении», и за это заслуживает того, чтобы ему изменили. Ревность порицаема как вульгарное, антисоциальное качество, которое представляет собой предательство рыцарского идеала.
Немецкий ученый в своих рассуждениях идет еще дальше, хотя не без некоторых противоречий: он утверждает, правда, приводя в качестве доказательств только свою теорию, что мелкое рыцарство считает себя единственным носителем этого идеала куртуазности, и ему удается распространить этот идеал с помощью трубадуров. Однако «молодежь» в этом теряет, так как если бароны будут пользоваться идеалом куртуазности, чтобы завоевать чужих жен, их жены все равно останутся с ними, и тогда это заблокирует систему.

+4

39

Что есть куртуазность? (продолжение)
Ж.Флори. Ричард Львиное сердце. Король-рыцарь

Жорж Дюби перенял и улучшил эту интерпретацию, предположив идеологическое «вознаграждение» куртуазного идеала богатыми баронами, В лоне самого рыцарства ритуал требует поддержания порядка, статус-кво. Подрывная ценность куртуазного мифа была, таким образом, предотвращена хозяином двора, использовавшего свою даму как важную фигуру на шахматной доске. Определением «меры», первого качества куртуазного ритуала, высокому дворянству удалось усмирить социальные трения, утихомирить беспокойства «молодежи».

Этот тезис был превосходно сформулирован автором, а потому его стоит процитировать:
«В лоне самого рыцарства ритуал действовал другим способом, дополнительным, чтобы поддержать порядок: он помогал успокоить волнующуюся часть, утихомирить „молодежь". Любовная игра в первую очередь была изучением меры. Мера — одно из ключевых слов его специфического словаря. Приглашая подавить неосознанные стремления, он представлял собой фактор спокойствия, умиротворения. Но эта игра, которая также была школой, призывала также к конкурсу. Речь шла о том, чтобы, обгоняя конкурентов, сорвать куш — даму. И сеньор, глава дома, соглашался поставить свою жену в центр соревнования, в иллюзорную игровую ситуацию первенства и власти. Дама отказывала в благосклонности одному в пользу другого. До определенного момента: кодекс предполагал надежду завоевания как мираж с неясными очертаниями на искусственном горизонте. (...) Дама выполняла функцию стимулятора молодого пыла, мудрого справедливого оценивания добродетелей каждого. Она руководила постоянными соперничествами. Она короновала лучшего. Лучшим был тот, кто лучше ей служил.

Куртуазная любовь учила прислуживанию, а прислуживать — было обязанностью хорошего вассала. В действительности это были вассальные обязательства, превратившиеся в бесплатное развлечение, но имевшие некую остроту, так как объектом прислуживания была дама, существо, естественно, более низкое. Ученик, чтобы совладать с собой, считал себя стесненным чрезмерной педагогикой и, более того, даже униженным. Упражнение, которое требовалось выполнять, было, по сути, подчинением. Это была также проверка на верность, на отречение от себя».

Этот блестящий анализ учитывает некоторые черты исторической и романтической реальности. Он хорошо согласуется, хотя и отчасти, с ситуациями, воспетыми трубадурами, для которых на самом деле любовь к даме, жене сеньора, остается мечтой, фикцией, и где куртуазный ритуал всего лишь игра. Но не всегда. С другой стороны, он также соответствует ситуациям из романов кельтского происхождения, таких как «Тристан и Изольда» или Артуровского цикла, в которых король (Марк, Артур), кажется, смирился с любовными похождениями королевы (Изольды, Гвиневры) с лучшим рыцарем королевства (Тристаном, Ланселотом), чья храбрость необходима, чтобы спасти королевство. Только «предатели двора» смущали короля, как в одном, так и в другом случае, пытаясь «открыть ему глаза» на поведение королевы, способствуя своей потере, следовательно, ставя под угрозу все общество в целом.

Тем не менее, положение дамы в этих романах, которые имели такой успех, не является ни иллюзорным, ни игровым,  любовь уже не упражнение по самоконтролю, а всепоглощающая, чрезмерная, повелительная страсть. «Мера» остается правилом игры, но она выражается в подчинении любовника выраженным желаниям дамы, заставляя Ланселота взобраться на тележку позора или выслушивать оскорбления и получать ранения, постоянно подвергать свою жизнь опасности, спасая королеву; но здесь пересекается тот рубеж, упомянутый Ж. Дюби, так как любовь побеждает, любовь плотская, чувственная, полная, чрезмерная, даже если она иногда приводит к гибели.

Тристан и Изольда, Ланселот и Гвиневра всецело поглощены друг другом, с приворотным зельем и без него, без стеснения и угрызений совести, так как для них, равно как и для поэта и публики, любовь — это настоящая, абсолютная ценность. Это выглядит еще более правдоподобно у Марии Французской, которая располагает любовь на вершине ценностей и пренебрегает социальными условностями.

Куртуазная идеология XII века (или, точнее, романтический идеал, предложенный знаковыми фигурами рыцарства, коими являются Тристан и Ланселот) была довольно взрывоопасна, как это заметил другой гениальный медиевист, Жан-Шарль Пайен. На самом деле могло случиться так, что куртуазная любовь никогда не определяла ни идеологию, ни систему кодифицированного поведения. В литературе мы, очевидно, являемся свидетелями интеллектуальных споров, различных размышлений, выражающих видение любви. Не «споры на тему куртуазной любви», а «куртуазные разговоры о любви». В этом случае «куртуазная любовь» полностью была фикцией и необязательно, как постулировал Э. Кёхлер, выражала идеологию мелкой буржуазии. Она также не представляла способ доминирования, используемый богачами, как думал Дж. Дюби.

Если куртуазная любовь никогда не имела концептуальной и идеологической реальности, которую ей приписывали, то тогда бы она имела дерзость утверждать, что эти споры полностью оторваны от контекста социальной современности. Успех, завоеванный благодаря романам, показывает, что поставленная таким образом проблематика соответствовала совокупности вопросов, задаваемых обществом того времени. Возможно, в этом следует видеть последствия многих новых черт: появления индивида, желания освободиться от местных структур, которые в религиозной области приводят к зарождению диссидентских движений, евангелических или еретических (катары, вальденсы, бедняки Лиона, движения отшельников и т. д.).

Результатом успеха этой проблематики является, с одной стороны, протест против ограничения браков, навязанных феодальным обществом, чтобы ограничить риск разворовывания имущества путем разделения наследства, до введения общего закона о старшинстве внутри аристократии, с другой стороны, ослабление отцовского авторитета в семейном клане. Обычай новых рыцарей, странствуя, участвовать в турнирах, создавший определенный жанр романов, очевидно, способствует освобождению молодых умов, усиливает их желание быть независимыми и наслаждаться жизнью, а также увеличивает количество способов эту страсть удовлетворить, несмотря на запрет Церковь на турниры как аморальные зрелища с демонстрацией роскоши.

Одновременно в их умах еще более остро встает вопрос об отношениях между браком — социальным институтом, благословленным Церковью — и любовью, личным чувством, которому отныне придается больше значения. Может ли жить любовь в браке, который заключен по договору? Что делать, если любовь конфликтует с браком? Настоящая ценность (любовь) должна или нет считаться с социальным контрактом? Таковы темы, которые развиваются почти в универсальной манере в литературе, начиная с эпохи Ричарда Львиное Сердце.

Это не вымышленные, не искусственные споры, «не школьные случаи» — речь идет о настоящих проблемах существования, связанных с глубокой эволюцией умов, мировоззрений и нравов с приближением XIII века.

+4

40

Всеобщая связь людей
Категории средневековой культуры. Гуревич А.Я.

Подобно тому как было бы односторонним и поверхностным считать средневековье эпохой засилья «кулачного права», точно также безосновательно видеть в нем царство сплошного бесправия и произвола. Феодальное общество строится на отношениях господства и подчинения. Никто в нем полностью и во всех отношениях не свободен, ибо над любым членом общества стоит господин. Но для того чтобы лучше понять существо отношений господства и подчинения в феодальную эпоху, нужно вдуматься в реальное содержание таких категорий, как свобода и зависимость.

Общественные связи средневековья прежде всего межличные. Отношения между людьми еще не заслонены отношениями вещей товаров и иных материальных ценностей, как это свойственно буржуазному обществу. В докапиталистических обществах преобладают прямые непосредственные связи между людьми, социальное общение еще не испытывает на себе мощного воздействия механизма отчуждения, сделавшегося всесильным в обществе товаропроизводителей. В последнем случае отношения между людьми скрываются за отношениями между товарами, с которыми эти люди появляются на рынке, в результате отношения товаровладельцев, по выражению Маркса, фетишизируются. Принимая вещный характер, человеческие отношения утрачивают свою непосредственность, индивид подменяется товаром, и его личные качества не играют в этих отношениях никакой роли. Средневековью еще не знаком «товарный фетишизм». В частности, стоимость той или иной вещи не определяется одним лишь рынком или затратой абстрактного труда каждая вещь несет на себе отпечаток своего создателя, ее качества связаны с личностью ее творца. В этом обществе товарно-денежные отношения еще не выступают в качестве универсального регулятора общественных отношений. Роль подобного регулятора, скорее, принадлежит праву.

Но, говоря о межличной природе социальных связей при феодализме, в особенности на раннем его этапе, следует учитывать, что сама человеческая личность не была индивидуализирована и оставалась теснейшим образом связанной с коллективом, группой, неотделимой частью которой она являлась. Именно победа товарного хозяйства, утверждение господства денег, уничтожая в более поздний период систему межличных связей. высвобождает индивида из корпорации и делает его свободной личностью. Личность утверждается в обществе, отрицающем личный характер социальных отношений.

В социальных отношениях средневековья нетрудно обнаружить принцип взаимности, обоюдности, который играл немалую роль в их конституировании. Вассал находит себе сеньора. Образуемые ими связи уже не природные, как в обществе варваров, а чисто социальные (хотя органические группы либо не теряют прежнего значения, например семья, либо долгое время сохраняются и при феодализме, как союзы родства). Кроме того, в отличие от коллективных связей варварского общества феодальные связи строились на индивидуальной основе. Установление связи между сеньором и вассалом, покровителем и подопечным, так или иначе предполагало принятие обязательств обеими сторонами. Вассал должен был служить своему сеньору, оказывать ему всяческую помощь, соблюдать личную верность и преданность, — со своей стороны, сеньор обязывался покровительствовать вассалу, защищать его, быть по отношению к нему справедливым; вступая в это отношение, они обменивались торжественными клятвами и выполняли ритуал омажа, делавший их связь нерушимой. Нарушение обязательств одной стороной освобождало от них и другую сторону феодального договора. Бедный, беспомощный человек, нашедший себе патрона, просил у него защиты и поддержки, обязуясь за это во всем ему повиноваться, — покровитель принимал на себя обязанность кормить и опекать своего подзащитного. Крестьянин, отказываясь от своих прав на владение в пользу церковного или светского магната и вступая в зависимость от него, вправе был рассчитывать на его защиту и покровительство, на то, что крупный землевладелец избавит его от необходимости нести публичные повинности в пользу государства. Реальное содержание отношений между господином и зависимым человеком, как правило, состояло в эксплуатации первым второго, и принцип взаимности обязательств и услуг, которыми обменивались стороны, регулировал эти отношения.

К тексту

+3

41

ПРИНИМАТЬ СМЕХ ВСЕРЬЕЗ
(глава из книги Жака Ле Гофф и Николя Трюона)

«Человеку свойственно смеяться», - сказал Аристотель, в эпоху Средневековья и особенно в XII- XIII веках самый знаменитый и прославленный из древних авторов. Чаще всего его называли просто Философом.
И все же его авторитета не хватило для изменения статуса смеха, хотя Церковь и испытывала сомнения по данному поводу.
Как минимум до XII века смех клеймили позором.

иллюстр.соврем.художника Улица Средневекового города.

http://i004.radikal.ru/1010/12/7e1d93fd5470.jpg

Причина, впрочем, заключалась не в самом смехе, а в культурном контексте, в котором ему приходилось проявляться.
Ибо тело воспринималось пространственно, в нем обнаруживалось высокое и низкое, голова и живот.
В средневековой культуре искажалась античная философская традиция; в ней, на самом деле, большую роль играло противостояние высокого и низкого, внутреннего и внешнего, чем противостояние правого и левого.
Даже при том, что, согласно тексту Библии, в конце времен Христос посадит праведных справа от себя.
Климент Александрийский (ум. ок. 215 г.) в новаторском и важном сочинении «Педагог» резко критиковал зачинщиков смеха.

Климент Александрийский.икона.

http://s60.radikal.ru/i168/1010/c0/1e770afcba57.jpg

Считалось, что смех влечет за собой «низменные» действия.
Тело разделялось на благородные (голова, сердце) и низкие (живот, руки, половые органы) части.
Оно располагало глазами, ушами и ртом, своего рода фильтрами, чтобы распознавать хорошее и отделять его от плохого. %-)

Голову относили к духу, а живот - к плоти. Смех между тем исходит из живота - из плохой части тела.
Еще и сегодня бывает, что о грубом вульгарном смехе говорят, что он возникает «ниже пояса».
В «Учительском уставе», составленном в VI веке святым Бенедиктом Нурсийским, совершенно ясно утверждалось, что смех исходит из низких частей тела и через грудь двигается ко рту. А рот может произносить как слова благочестия, набожности и молитвы, так и нескромные кощунственные слова.
Рот в «Учительском уставе» трактовался как «засов», зубы - как «ограда», призванная сдерживать поток глупостей, который может извергаться вместе со смехом. Ибо смех есть «осквернение рта». И телу надлежит ставить надежный заслон перед этой пещерой сатаны.

сред.миниат.Св.Бенедикт.

http://s47.radikal.ru/i118/1010/7f/24f3dbc21107.jpg

Вот почему к смеху следует относиться очень серьезно, как справедливо утверждает историк Джон Моррел.
Смех - важный показатель того, какое место в средневековой Западной Европе культура отводила производившему его телу.
Поначалу смех порицали, но потом, по мере прогресса цивилизации в Европе, он постепенно интегрировался.
Хронологические вехи изменений, а также их символическое осмысление соответствовали тому, что происходило с восприятием сна.
Итак, в раннюю эпоху, приблизительно с V по X век, смех подавлялся.

Подобное обесценивание объяснялось многими причинами, и в первую очередь тем, что, хотя Христос в Новом Завете и плачет целых три раза, зато Он ни разу не смеется.
Святой Василий Кесарийский, выдающийся греческий христианский законодатель, рекомендовал монашеству умеренность и сдержанность в проявлении радости. В 357-358 годах он составил «Великий устав», в котором большое внимание уделил этому сюжету. «Господь, как учит нас Евангелие, обрек себя на все телесные страдания, неотделимые от природы человеческой, например на изнеможение. Он проникся чувствами, изобличающими человека добродетельного, например проявлял сочувствие к скорбящим.
Вместе с тем евангельские рассказы свидетельствуют, что он никогда не предавался смеху.
Напротив, он объявил несчастными тех, кого охватывал смех».  o.O
Такая постановка вопроса отнюдь не является анекдотичной. В XIII веке Парижский университет однажды даже посвятил этому сюжету quodlibet, дискуссию, открытую для широкой публики. Сторонники утверждения философа о том, что «человеку свойственно смеяться», выступали против тех, кто доказывал, что Христос никогда в жизни не смеялся.
Однако в монастырях начиная с VI века действовал «Учительский устав», призванный предотвратить нарушение смехом молчаливого смирения (tacitumitas) монашеской жизни.
Впоследствии появились и другие уставы, подчас более тонко трактовавшие данный вопрос.
«Крайне редко бывает так, что монаху подобает смеяться», - предписывал «Устав» святого Фереола Юзесского.
В «Уставе» Колумбана (ум. в 615 г.) говорилось, что «тот, кто втихомолку засмеется в собрании, то есть во время службы, будет наказан шестью ударами. Если кто-то разразится хохотом, то будет поститься, если только у него не будет простительных оснований».

http://i031.radikal.ru/1010/36/3e590924e363.gif

Однако около XII века смех начали понемногу реабилитировать, поскольку научились лучше его контролировать.
Фома Аквинский, вслед за своим учителем Альбертом Великим, полагал, что земной смех есть предвосхищение райского блаженства. Следовательно, смех получал в теологии позитивный статус.
Это происходило прежде всего потому, что в Библии содержится не меньше оснований для одобрения смеха, чем для его осуждения. Альтернатива порождена тем, что в древнееврейском языке существуют два слова для его обозначения.
Первое - sakhaq - означает «радостный смех», второе - Iaag - «смех издевательский».

В Книге Бытия рассказывается, что Сара, жена Авраама, внутренне рассмеялась, когда Бог объявил, что у них с мужем родится сын.
Ей было в тот момент около девяноста лет, а Аврааму около ста, вот почему она развеселилась.
Когда обещанный сын родился, его нарекли Исааком. Это имя происходило от слова «смех» (sdkhaq), именно радостный, а не издевательский смех.
Исаак в Священном Писании, конечно, положительный герой, что позволило реабилитировать и смех, который благодаря образу Исаака рассматривался как привилегия избранных, состояние, к которому следует стремиться и о котором следует мечтать.

Церковь отказалась от навязывания монастырских правил поведения и вместо того, чтобы душить смех, стала его контролировать. Теперь она различала смех хороший и плохой, божественный и дьявольский.
Дозволенный смех мудрых людей скорее походил на улыбку, которую, можно сказать, открыли в Средние века.
Впрочем, ее можно рассматривать и как таковую, а не только как подавленный смех.

Противовесом подавлявшемуся смеху в повседневной жизни являлись так называемые «игры монахов» (joca топасогит), шуточные тексты на темы Библии, которые имели хождение в монастырях.
Не отставали от монахов и светские сеньоры. Их gab напоминали байки, в которых преувеличивались военные подвиги рыцарей.
Даже сам Людовик Святой оказался смеющимся и не чуждым шутке королем (rex facetus).
Таким же, по сообщению Жуанвиля, был и Генрих II Английский.
Латынь начиная с XIII века постепенно клонилась к упадку, вот почему насмешничали главным образом на местном наречии.

+6

42

Бедные, бедные средневековые люди! Ну ужас! А может, все было не так сильно плохо? Ну не все же были вот такими благочестивыми несмеянами! Ну очень-очень хочется в это верить!

иннета написал(а):

Первое - sakhaq - означает «радостный смех», второе - Iaag - «смех издевательский».

А можно тут поправить немножко автора статьи? Это не сильно и ошибка, но все равно. В общем, смех будет не "sakhaq" (цахак), а "zhoq"(цхок). И не Iaag, а laag. Это насмешка значит.

+1

43

milka написал(а):

А может, все было не так сильно плохо?

Да конечно же не было прям так всё скорбно! ^^
Люди всегда оставались людьми.
Ну были эти запреты, много их было, но на деле-то выполнялось далеко не всё и не всеми.

milka написал(а):

А можно тут поправить немножко автора статьи?

Не думаю, что эти достойные франки могли ошибиться. Тут скорей всего промашка  переводчика или же печатного издания.

0

44

иннета написал(а):

Ну были эти запреты, много их было, но на деле-то выполнялось далеко не всё и не всеми.

Эти запреты больше смахивают на церковные запреты для особо благочестивых, ну как с купанием.
Брр!

иннета написал(а):

Не думаю, что эти достойные франки могли ошибиться.

Так они не обязаны знать древний язык! Он же дико сложный! Второй случай похож на опечатку, где l перепутана с I. А в первом случае цахак - значит смеялся, а не смех.

0

45

Отвращение к производимым телом жидкостям (крови)- восходило, по крайней мере в Западной Европе, к тем временам, когда христианство еще только утверждалось в качестве официальной религии и нового порядка.
В самом деле, средневековое общество, будучи «миром воинов», тем не менее не любило кровь.
В данном отношении оно являло собой средоточие парадоксов.
В каком-то смысле можно даже сказать, что Средние века открыли кровь.
В своей книге «Мишле»(Roland Barthes, Michelet (1954), in CEuvres completes, edition etablie et presentee par Eric Marty, Paris) Ролан Барт обратил внимание на эту очень важную и трудноразрешимую проблему:
«Люди веками гибли от болезней, связанных с проблемами крови: в XIII веке - от проказы, в XIV веке - от черной чумы».

В Средние века кровь определяла критерий отличия двух высших сословий общества: oratores и bellatores.
Воины, находившиеся в состоянии непрекращавшейся конкуренции и конфликта с духовенством, по долгу службы вынуждены были проливать кровь. Монахам же, как хранителям веры, не полагалось драться, хотя этот запрет и не всегда соблюдался.
Таким образом, социальные разграничения между oratores и bellatores определялись соответствующим табу.
Оно складывалось вследствие социальных, стратегических и политических факторов, но также и факторов теологических, коль скоро Христос Нового Завета заповедал не проливать кровь.

Такое положение дел несло в себе противоречие и парадокс, поскольку христианский культ основывается на кровавой жертве, которую принес Христос. Его святая жертва вновь и вновь повторяется в таинстве евхаристии.«Сие есть Тело Мое. Сие есть Кровь Моя» , - говорил Иисус своим ученикам во время Тайной вечери (Мф. 14, 22).
Важнейшая часть христианской литургии, евхаристия, в какой-то мере является жертвоприношением крови
(Евхари́стия (греч. ευχαριστία — благодарение), Свято́е Прича́стие — главнейший, признаваемый всеми христианскими вероисповеданиями обряд; у православных, католиков, лютеран — Таинство, при котором верующие христиане вкушают Тело и Кровь Иисуса Христа под видом хлеба и вина, и, согласно их вероучению, через этот акт взаимной жертвенной любви соединяются непосредственно с самим Богом).

Евхаристия
(Сандро Боттичелли, 1495 год)

http://s52.radikal.ru/i137/1010/bf/39e091348b6b.jpg

Следовательно, кровь в Средние века становилась основой установления социальной иерархии не только междудуховными лицами и мирянами, но равным образом и между самими мирянами.
Постепенно военное сословие усваивало новые представления и проникалось мифом о своем благородстве - единственным обоснованием его существования как социальной группы. О «рождении от благородной крови» твердили на разные лады начиная с раннего Средневековья. В то же время доказательством родства у знати кровь стала служить довольно поздно.
Титулование прямых отпрысков монархов «принцами крови» вошло в употребление в XIV веке.

Однако табуирование крови не прекращалось. По-видимому, одна из многочисленных причин относительно низкого положения женщины в Средние века состояла в восприятии месячных кровотечений. Анита Гено-Жалабер (Anita Gueneau-Jalabert, article «Sang» in Claude Gauvard, Alain de Libera et Michel Zink (dir.), Dictionnaire du Moyen Age, Paris) показала, как средневековая теология восприняла запреты, которые предписывал Ветхий Завет в отношении женщины. Нарушение церковного запрета на супружескую близость в период месячных у женщины якобы имело следствием рождение детей, больных проказой, «болезнью века», как сказали бы мы сегодня. Таково было наиболее распространенное его объяснение в Средние века. В свою очередь, сперма тоже несла в себе осквернение. Итак, наиболее сильное принижение тела происходило начиная с XII века в области сексуальных отношений, связанных с табуированием крови.

иллюст. из книги Medieval Women
* Eileen Power

http://s58.radikal.ru/i161/1010/a4/0fce9190985a.jpg

Средневековое христианство считало грех более тяжким преступлением, чем осквернение. Духовное преобладало над телесным.
Чистая кровь Христа не имела ничего общего с нечистой кровью людей.
Утверждалось, что Драгоценную Кровь собирали с подножия Креста ангелы и Мария Магдалина, а многие средневековые церкви якобы обладали ею, например собор в Брюгге и прежде всего собор в Мантуе. Разработка в рыцарской литературе темы Святого Грааля привела к распространению культа Крови Христовой.
В то же время братства Крови Христовой не получили распространения в средневековой Европе.

город Брюгге,капелла Святой Крови

http://i009.radikal.ru/1010/be/bb77ca7dd658.jpg
(Жак Ле Гофф, Николя Трюон)

+5

46

СНЫ ПОД НАДЗОРОМ

Во времена Античности толкование снов было обычным делом. Народные прорицатели занимались своим ремеслом на ярмарках и рынках, где за скромную плату разъясняли гражданам их сны, наподобие наших гадалок по картам или чему-нибудь еще. Профессиональные гадальщики как настоящие специалисты работали обычно у себя дома или даже в храмах. Они давали гражданам полиса ключи к пониманию снов. К толкователям сновидений с уважением прислушивались и часто обращались за советом, хотя, быть может, и не почитали так, как авгуров и гаруспиков - жрецов, гадавших по внутренностям жертвенных животных или по полету птиц.

http://s49.radikal.ru/i123/1010/c1/a6c7cf5b6cbc.jpg

Древние классифицировали сны в соответствии с их природой и составляли иерархию провидцев. Наиболее законченный трактат о снах относится к концу IV века - «Толкование на Сон Сципиона» (Цицерона), принадлежавший Макробию (ок. 360- 422), члену группы популяризаторов науки и античной философии. Он различал пять категорий снов: somnium, visio, oraculum, insomnium и visum, - две из которых не имеют «никакой пользы или значения». Первая - insomnium - это тревожный сон (потом он станет называться кошмаром). Вторая - visum - своего рода видение, иллюзорное блуждание во сне.
Согласно пониманию Гомера и Вергилия, такие сны являются «лживыми».
Сны трех оставшихся категорий предсказывают будущее. Somnium - это сон-загадка, в нем предстоящее является в затуманенном виде. Visio - это внятное пророчество. Oraculum - сон-прорицание, когда спяший прямо предупреждается о предстоящем событии посредством родственников, жрецов или даже божества.

http://i019.radikal.ru/1010/d4/0253fcb3224e.jpg
Пророк Даниил объясняет сон царю Навуходоносору

Во II-IV веках происходило смешение языческих и христианских представлений. Люди, с одной стороны, испытывали очевидный интерес к снам (во сне происходили обращения, являлся Господь, предсказывалось мученичество). С другой стороны, сны их явно беспокоили, вызывали тревогу. В 210-213 годах «полуеретик» Тертуллиан написал первый в средневековой Западной Европе «Трактат о сновидениях». Тертуллиан отказывался видеть в значимых снах свойство исключительно мужчины. Сон у него выглядел универсальным человеческим феноменом, присушим и детям, и варварам. «Кто мог бы быть настолько чужд человеческой природе, чтобы хоть раз не увидеть истинного сна?» - задавался он вопросом в трактате «De anima». Затем Тертуллиан составлял типологию снов, в которой критерием классификации служил их источник: демоны, Бог, душа и тело. Согласно ему, видения посещают спящего перед пробуждением и связаны они с его позой, а также с питанием. Строгий образ жизни может привести даже к экстатическим снам.
Начиная с IV века христианство утверждалось в качестве господствующей идеологии. Она не могла обойти вопрос о сне, одно из самых загадочных явлений, присущих человеку. Беспокоило прежде всего наследие языческой культуры, вселявшее страх. Ибо теперь не существовало демонов добрых и демонов злых, как в греко-римскую эпоху. Существовали только ангелы и демоны: с одной стороны, воинство Бога, а с другой - воинство сатаны.
Другая причина отрицательного отношения к сну состояла в том, что в христианском мире будущее перестало принадлежать людям, страстно желавшим узнать, что их ждет. Так было во времена язычества, а теперь о будущем ведал один лишь Бог. «Пусть все, кто следует указаниям авгуров или предзнаменованиям, снам или всякого рода гаданиям, обыкновенным у язычников, кто приводит к себе в дом людей, дабы доискиваться до чего-то с помощью искусства магии, - исповедуются и каются в течение пяти лет». Таково предписание первого Анкирского Поместного собора 314 года. Демонизация сна явилась ловким ответом языческой культуре, толковавшей скрытые истины потустороннего мира. Отныне подобное толкование оказалось возможным лишь посредством и под контролем церковных властей.

http://i054.radikal.ru/1010/6e/4d9c7ba0945d.jpg

Недоверие к снам имело и социальный аспект.«Правом» видеть сны обладала лишь элита: короли и святые, и еще, в крайнем случае, монахи. Строители христианского мира Константин и Феодосии Великий с помощью снов расстраивали ряды своих врагов. Константин перед битвой против Максенция у Мильвиева моста увидел в ночном небе сверкающий крест Христа и надпись «Сим победишь!». Во сне ему явился Господь, приказавший изобразить крест на знамени. В «Песни о Роланде» пророческие сны четыре раза посещают Карла Великого, знаменуя собой решающие моменты его жизни. Королевские сны возводились в ранг божественных посланий так же, как и сны святых. Согласно агиографам святого Мартина Турского, его всю жизнь посещали видения. Первый сон он увидел после того, как разделил свою хламиду с нищим. Ночью ему явился Христос. «То, что ты сделал одному из малых сих, ты это сделал Мне», - произнес он. Мартин понял, что в облике нищего встретил Иисуса, и принял крещение. Второй раз святой во сне получил повеление проповедовать христианство среди язычников.Пророческие сны снились святым, а затем стали сниться и монахам, стремившимся во всем подражать святым. Для всего же прочего человечества сновидения по-прежнему оставались чем-то подозрительным и греховным.

http://i034.radikal.ru/1010/f8/238b7aea5d1d.jpg

Сны пребывали под надзором, а тело подвергалось контролю. Людям не рекомендовалось слишком много пить, ибо считалось, что опьянение порождает греховные видения. Кроме того, как для клириков, так и для мирян благотворной считалась умеренность в еде, ибо объевшийся человек подвергался якобы большим искушениям. Телесной формой искушения выступало видение, ибо в Средние века из пяти чувств зрение являлось едва ли не самым главным. Сновидение представлялось как действие, история, которую человек видел. При этом в христианском понимании существовало две категории сна. Низшая обозначалась существительным somnium, которое происходит от латинского корня sommus - «сон». Высшая категория, visiones, - благородные «видения». В них открывалась какая-то истина, причем человек в момент видения мог как спать, так и бодрствовать.
Решающий поворот произошел в XII веке, когда понимание снов стало более демократичным. Быстрый рост городов и григорианская реформа сделали монастыри не столь изолированными и ослабили их престиж. Сны начали ускользать за стены обителей, теряли сакральный характер и превращались в явление, присущее любому человеку. Становилось ясно, что сны связаны с телом и, возможно, даже имеют отношение к физиологии и медицине. Интерес к ним возрождался, возникали новые теории и толкования.

http://i031.radikal.ru/1010/1b/a9e2b49e6c1c.jpg
сон св.Урсулы.(1495)

Хильдегарде Бингенской, которая была одновременно монашенкой-прорицательницей и врачом, принадлежит трактат «Causae et сигае» («Источники и средства»), в котором она утверждала, что сны есть нормальное свойство «человека в добром расположении духа». Хильдегарда выдвинула концепцию мужчины и женщины, согласно которой дух не отделялся от тела. Вместе с тем аббатиса в своих рассуждениях отвергала телесное происхождение сна, а подчас и существование галлюцинаций.

Как бы то ни было, новое толкование сновидений основывалось на теории настроений и физиологии. Против «дьявольских видений» Хильдегарда Бингенская советовала сновидцам «опоясать крестом тело страждущего шкурой лося или косули, произнося слова заклинания, которые прогонят демонов и укрепят сопротивление человека».
Причиной возрождения внимания к снам стала литература.«Роман о розе» Гийома де Лориса и Жана де Мена, есть не что иное, как роман-сновидение. В основе его лежит сон молодого человека, который рассказывает его от первого лица: «На двадцатом году моей жизни, в то время, когда любовь властно требует, чтобы молодые люди воздавали ей должное, я лежал однажды ночью, как обычно. Я крепко спал и увидел прекрасный сон, весьма мне полюбившийся. Сон, впрочем, был весьма далек от действительности. Я поведаю его вам, дабы усладить ваше сердце…»

http://i068.radikal.ru/1010/73/823d700ccf57.jpg

Рассказ сна здесь - литературный прием, однако в нем наблюдаются весьма показательные изменения тона, статуса сновидения и общего его понимания.
В поэме XIII века «Крестьянин Гельмбрехт» немецкого поэта Вернера Садовника образцовый крестьянин и отец размышляет, как вернуть на путь истинный заблудшего сына. Он видит четыре сна: «иносказательных» (непонятных без ученого толкования) или «прямовешательных» (ясно показывающих то, что случится).

В средневековой Западной Европе восстанавливалось понимание сновидений, существовавшее во времена язычества, при этом оно подвергалось модернизации и кодификации. Постепенно складывалась традиция изображения тела человека во сне. Художники чаще всего показывали сновидца лежащим на правом боку, правую руку он клал под голову. Человек, умевший смирять свое тело, изображался в спокойной позе, а человек разнузданный - скрюченным. Средневековая система образов тщательно кодифицировала положение тела человека, видевшего сон, поскольку оно выражало ожидание вмешательства божественного. До наших дней дошло множество подобных образов и автобиографических снов. Однако изображение увиденного во сне кошмара впервые появилось только в XVI веке на акварели Альбрехта Дюрера, относящейся к 1525 году. Художнику приснился заполонивший долину потоп. «Первый поток воды неумолимо приближался; он обрушился с такой быстротой, с таким ревом, он поднял такой вихрь, что я пришел в ужас и, проснувшись, дрожал всем телом. Прошло немало времени, прежде чем я пришел в себя. Встав утром, я все это нарисовал, как видел, сверху. Бог совершенен во всяком деянии», - написал художник внизу листа.

В XII-XIII веках очеловеченный и осмысленный разумом сон оставался Граалем, бесконечным стремлением к Богу. Во второй половине XII века он сыграл, кроме того, решающую роль в изобретении чистилища - места между адом и раем, третьего, в которое христианина уносили видения.

(Жак Ле Гофф, Николя Трюон "История тела в средние века".Перевод с французского Елены Лебедевой)

Отредактировано Regina (23-10-2010 21:57:10)

+5

47

ТРУД: ТЯГОСТНЫЙ ИЛИ ТВОРЧЕСКИЙ

Противоречие между прославлением и принижением тела можно обнаружить во всех областях жизни средневекового общества. Оно выражалось, например, в отношении к ручному труду, который презирали и превозносили в одно и то же время. Об этом свидетельствует история языка Средневековья. В латинском языке существует два слова для наименования работы: opus и labor.

http://s010.radikal.ru/i313/1010/5c/959490748907.jpg

Opus («дело», «творение», «творчество») означало творческий процесс. Именно оно в Книге Бытия употреблялось в отношении труда Господа, акта творения мира и человека по образу и подобию Его. От этого слова образовывались производные: operari («творить произведение»), operarius («тот, кто творит»).
Латинское слово labor («тяжелый труд»), а также французские labeur, travail laborieux («тяжелая работа») по смыслу оказываются связанными с виной и покаянием.Слово travail («труд») в своем современном значении по-настоящему вошло во французский язык лишь в XVI-XVII веках. Оно произошло из народной латыни от слова tripalium, обозначавшего приспособление для подковывания норовистых лошадей. В разговорном языке оно часто употреблялось для обозначения орудия пытки.
Не избежали той же судьбы и средневековые профессии. В «Книге ремесел», составленной около 1268 года по приказу парижского купеческого старшины Этьена Буало, их перечислено около ста тридцати. Однако дозволенные профессии отделялись в ней от недозволенных, а критерием служило табу на секс, кровь и деньги. Соответственно положение проституток, врачей и торговцев определялось тем, что их осуждали за различные формы осквернения. В библейских текстах содержится множество примеров неодобрительного отношения к труду, хотя в каждом имеются значимые нюансы. До грехопадения «взял Господь Бог человека и поселил его в саду Едемском, чтобы возделывать его и хранить его» (Быт. 2, 15). Затем человек совершил грех, и тогда его наказанием стал труд: «в поте лица твоего будешь есть хлеб» (Быт. 3, 19). Так «выслал его Господь Бог из сада Едемского, чтобы возделывать землю, из которой он взят» (Быт. 3, 23). Таким образом создавалась параллель между земным трудом и райским трудом. Рядом с мужчиной, осужденным на физический труд, женщине из Книги Бытия предстояло «в болезни […] рождать детей» (Быт. 3, 16), то есть испытывать родовые муки.
В эпоху раннего Средневековья, в V-XI веках, труд рассматривался как покаяние и последствие первородного греха.  Поскольку верхушка духовенства в средневековом обществе: епископы, каноники, аббаты - формировалась, как правило, из представителей аристократических семей, то в его среде, в монастырях, возродился идеал одухотворенной праздности, существовавшей рядом с физическим трудом, статус которого постепенно повышался. Обесцениванию физического труда в раннее Средневековье способствовали, кроме того, «варварские» набеги жадных до добычи вооруженных отрядов, промышлявших грабежом мирного населения.
Помимо всего прочего, в иудео-христианской культуре предпочтение традиционно отдавалось созерцательной жизни. Вплоть до XII века монахи придерживались, как правило, бенедиктинского устава. Разумеется, в «Уставе» святого Бенедикта Нурсийского говорилось о необходимости физического труда в монастырях. Однако он являлся покаянием, послушанием во имя искупления того греха, что привел к изгнанию человека из садов Эдема. Слово laboratores означало крестьян (agricolae, rustici), тех, кто обрабатывал поля. Вместе с тем начиная с VIII века слова, происходящие от слова labor, например labores, стали в большей степени обозначать плоды труда, чем его тяготы. Этот факт показывает, что статус земледельческого и сельскохозяйственного труда повышался.

http://s015.radikal.ru/i332/1010/7e/de11478b3f75.jpg

Итак, труду придавался то благородный, то низкий, неблагородный характер. Между духовностью и деятельностью возникало очевидное противоречие, о котором свидетельствуют образы Марии и Марфы из Евангелия от Луки: первая предается созерцанию, вторая - активной деятельности. Монашеские ордена даже создали такое сообщество, которое разделялось на собственно монахов, обращенных к духовной жизни, и братьев-прислужников и послушников, находившихся в подчиненном положении и обеспечивавших своим трудом пропитание монастыря.
На протяжении XI-XIII веков осуществилась революция в умах: труд стал цениться гораздо выше, обрел почет и смысл. Такие изменения повлекли за собой как благие, так и печальные последствия. С одной стороны, гонениям теперь подвергались бродяги, создавалась система принудительного труда. С другой стороны, оказались реабилитированными профессии, ранее считавшиеся презренными или недозволенными, профессии, запретные для духовенства и нежелательные для мирян. Так, повысился статус профессий мясника и хирурга, связанных с пролитием крови, ремесла красильщика, в котором неизбежно соприкосновение с грязью, или трактирщика, имевшего дело с иностранцами, чужаками, на которых, кроме того, падало подозрение в контактах с проститутками. В XIII веке принципиально отверженными оставались только проститутки, воспринимавшиеся как воплощение похоти, и скоморохи, традиционные приемы которых бессознательно ассоциировались с одержимостью дьяволом.
Возрождение XII века, породившее расцвет схоластики в университетах, обращалось к классикам Античности. Вместе с тем оно полагалось на разум, опиралось на представление о том, что человек создан по образу и подобию Божию, и провозглашало своих современников «новыми» людьми, новаторами и творцами. Работающий человек осмысливался теперь скорее как помощник Господа, как «человек-Бог», чем как грешник. Поистине, труд входил в моду. Появилась даже поговорка «Работа выше подвига», объяснявшая, что труд намного достойнее и ценнее, чем деяния доблестных рыцарей с их сражениями и куртуазной любовью.
Однако вскоре началось сопротивление повышению статуса физического труда. «Я не из тех, кто работает руками», - писал поэт Рютбёф («Je ne suis ouvrier des mains*). Он говорил о себе ouvrier, обозначая положение, пользовавшееся почетом.
Но это не помешало Рютбёфу использовать в своих интересах дихотомию старой иерархии понятий. Я творец, но творю не руками - вот что, в сущности, он заявлял. Так выдвигался вперед интеллектуальный труд, которым занимались прежде всего в университетах. Продолжалась дифференциация труда, ставившая в привилегированное положение класс имущих и соединявшая рабочих с орудиями труда, а крестьян - с землей.
(глава из книги Жак Ле Гофф, Николя Трюон)

Отредактировано Regina (28-10-2010 00:22:14)

+5

48

ЖИТЬ И УМИРАТЬ В СРЕДНИЕ ВЕКA

Что значило в эпоху Средневековья жить и умирать?
Однозначно ответить на этот вопрос, разумеется, трудно, хотя в наше время исследование тела и повседневной жизни стало привычным для истории ментальностей и исторической антропологии.
Манера «проживать свою жизнь» определялась в ту пору социальным положением и религиозными ограничениями; она не была одинаковой на всем пространстве христианского мира; наконец, она изменялась в течение долгой эпохи Средневековья, даже если считать ее концом XV век.

picture from a medieval book of Old Testament scenes

http://s004.radikal.ru/i207/1010/2b/f2f04176857f.jpg

С одной стороны, ощущался «терпкий вкус жизни», о котором писал Йохан Хейзинга в удивительной, богатой предзнаменованиями книге «Осень Средневековья».
«Когда мир был на пять веков моложе, все жизненные происшествия облекались в формы, очерченные куда более резко, чем в наше время. Страдание и радость, злосчастье и удача различались гораздо более ощутимо; человеческие переживания сохраняли ту степень полноты и непосредственности, с которой и поныне воспринимает горе и радость душа ребенка»
Историк не случайно употребил слово «осень». Он соотносил жизнь женщин и мужчин в XV веке с этим временем года, когда все плодоносные силы природы и существующие в ней противоречия усиливаются и обостряются.
Как писал в XVI веке поэт Агриппа д'Обинье, «осенняя роза изысканнее всех».

Итак, «бедствиям и обездоленности неоткуда было ждать облегчения, в ту пору они были куда мучительнее и страшнее.
Болезнь и здоровье разнились намного сильнее, пугающий мрак и суровая стужа зимою представляли собой настоящее зло.
Знатностью и богатством упивались с большей алчностью и более истово, ибо они гораздо острее противостояли вопиющей нищете и отверженности»
.

http://s011.radikal.ru/i317/1010/9f/8e5da8eb04cb.jpg

С другой стороны, существует особый взгляд историка Филиппа Арьеса на отношение к смерти в Средние века.
Он полагал, что смерть тогда воспринимали легче, она не выглядела столь жестокой и столь суровой, как сегодня.
«Так умирали в течение веков и тысячелетий, - писал он в «Эссе по истории смерти в Западной Европе» (1975). - В древности господствовало представление о смерти как о явлении привычном, близком и не столь уж страшном, к ней относились довольно безразлично. Оно противоположно нашему представлению: для нас смерть настолько страшна, что само это слово мы избегаем произносить».
По-видимому, «смерть прирученная», о которой говорил Арьес, противостоит «терпкому вкусу жизни» людей позднего Средневековья, которую воссоздавал Хейзинга.

миниатюра 14в.Германия

http://s010.radikal.ru/i314/1010/b4/ea591919a710.jpg

Легче всего сказать, что истина лежит между...
Изучение периода старости показывает, что почтенный возраст пользовался уважением, но вместе с тем существует огромное количество средневековых текстов о коварных «старушонках».
Из анализа отношения к больным видно, что они были одновременно и отверженными, и избранными, а мертвецы - одновременно отвратительными и возвеличенными. Именно подобные противоречия позволяют понять, что означало в Средние века жить и умирать.

http://s011.radikal.ru/i317/1010/9f/8e5da8eb04cb.jpg

ВОЗРАСТЫ ЖИЗНИ

Напротив, хорошо известно, на какие этапы делили жизнь человека в Средние века.
Представление о возрастных этапах являлось наследием Античности, которое христианство переосмысливало , соотнося человеческую жизнь с историей Спасения. Как отмечает Агостино Паравичини Бальяни, «средневековая культура восприняла основные схемы возрастов жизни, разработанные в древности, особенно те, что основывались на цифрах "3", "4" и "7"» .

http://s011.radikal.ru/i317/1010/9f/8e5da8eb04cb.jpg

Цифра «3» восходит к Аристотелю, который в трактате «Риторика» утверждал, что жизнь делится на три фазы: рост, зрелость и закат. Получается биологическая арка, на вершине которой располагается возраст зрелости: «Зрелость обладает всеми полезными качествами как молодости, так и старости. А что касается крайностей и недостатков, то они свойственны зрелости в допустимой мере».
Именно этот образ Средневековье вообще и Данте в частности восприняли на свой счет. Поэт писал, что «жизнь - это всего лишь подъем и спуск», а «совершенная натура» присуща человеку, достигшему примерно тридцати пяти лет.
Нередко тридцатилетние оценивались в Средние века как люди «совершенного возраста», ибо, достигнув его, согласно святому Иерониму, Христос почил, «завершив круг своей телесной жизни».
Абеляр, в свою очередь, говорил, что тридцать лет - это «совершенный и зрелый возраст», поскольку он соответствует тому, в котором Христос получил крещение. Таким образом утверждалась идея, что возраст крещения, смерти и воскресения Христа является идеальным возрастом священника.

миниатюра из средневековой книги.

http://s003.radikal.ru/i201/1010/da/c6b0a4b5d073.jpg

Еще важнее для Средневековья оказалась цифра «4», восходившая к греческому философу Пифагору, который, вслед за Диогеном Лаэртским, «разделял жизнь человека на четыре части, на каждую часть отводя по двадцать лет».
Каждой из них соответствует определенное состояние и степень влажности.
Согласно врачу Гиппократу, ребенок - влажный и горячий, юноша - горячий и сухой, взрослый человек - сухой и холодный, старик - холодный и влажный.  %-)

http://s005.radikal.ru/i212/1010/f4/1274d9e99eab.jpg

В Средние века о четырех возрастных периодах писал в первую очередь Альберт Великий.
Для него «преимущество их состояло в явной связи с важными изменениями внутри человеческого тела, в выявлении биологических этапов (тридцать, сорок и шестьдесят лет)». Но кроме того, рассуждения античных авторов великолепно вписывались в картину четырех времен года, созданных Господом, согласно Книге Бытия, в четвертый день Творения.

Число «7» тоже восходило к греческому наследию. Исидор Севильский различал следующие периоды:
от рождения до семи лет - infantia,
с семи до четырнадцати лет - pueritia,
от четырнадцати до двадцати восьми лет -adulescentia,
от двадцати восьми до пятидесяти лет - juventus,
от пятидесяти до семидесяти лет - gravitas,
после семидесяти лет - senectus - и еще период, обозначавшийся словом senium, «глубокая старость».

Что касается деления жизни на пять или шесть возрастных периодов, то оно принадлежало отцам Церкви.
А в позднее Средневековье появилось деление на двенадцать периодов, как, например, в анонимной поэме XIV века «Двенадцать месяцев в картинках». В ней физиологическая эволюция человека отождествлялась со следованием месяцев в году.

Hoseless old man (рис.из книги о средневековье)

http://s008.radikal.ru/i303/1010/6e/887820d9a51c.jpg

Таким образом, в эпоху Средневековья сохранялось сложившееся в Античности биологическое видение.
В христианской традиции говорили не о закате жизни, а о непрерывном движении к Царству Божию.
Святой Августин даже рассматривал старика как нового человек, готовившегося к жизни вечной.
(Жак Ле Гофф, Николя Трюон)

+5

49

Население Англии

Средневековье совпадает с весьма продолжительным периодом демографического роста населения, продолжавшимся с начала XI века вплоть до последних десятилетий XIII века. Это явление оказалось столь значительным для истории Запада, что историки называют его "демографической революцией".
Причин для подобного роста было достаточно: установление мира, обеспечивающего безопасность, усиление государственной власти, возобновление торговых отношений и особенно рост производства сельскохозяйственных продуктов, связанный с техническим прогрессом и освоением новых земель. Предполагают, что с 1000 по 1300 год население Западной Европы увеличилось в три раза.

Самыми значительными в этот период явились 1160-1220 годы.
Конечно, ускорение общего развития не поддается непосредственному измерению, и тем не менее его подтверждают многочисленные факты: расширение обрабатываемых земель, рост цен на землю, разделение крупных владений на более мелкие, возникновение новых деревень, новых церковных приходов и монастырей, превращение маленьких поселений в более крупные, развитие городов.
Городам становится уже тесно в своих старых крепостных стенах, и они вынуждены, как, например, Париж в 1112-1213 годы, возводить новые, охватывающие территории более обширные, чем прежде.

http://s016.radikal.ru/i336/1011/0e/e5d7f966b9c6.gif

Понятно, что определить истинную численность населения Англии на каждый отдельно взятый момент этого периода практически невозможно.
Однако можно предложить несколько приблизительных подсчетов. Около 1200 года население Европы, видимо, составляло приблизительно 60 миллионов жителей, а всего мира - 350-400 миллионов.
Менее населенные Британские острова насчитывали всего лишь 2,8 миллиона жителей, из которых 1,9 приходилось на одну только Англию.

Все в том же 1200 году население Лондона составляло около 25 тысяч человек, весьма неравномерно распределенных по территории в 253 гектара. Лондон представлял собой, можно сказать, городской феномен, поскольку все остальные более или менее важные города (Йорк, Норидж, Линкольн и Бристоль) насчитывали едва лишь 5 тысяч жителей.

Лондон.миниатюра 15в.

http://s009.radikal.ru/i307/1011/53/0686fb7c09ad.jpg

Люди XII века не боялись жизни и соблюдали библейскую заповедь: "плодитесь и размножайтесь".
Многодетная семья считалась нормальным явлением для всех слоев общества.
Впрочем, королевские пары подавали здесь пример: Людовик VI и Алике Савойская, Генрих II и Алиенора Аквитанская, Людовик VII и Бланка Кастильская, произвели на свет по восемь детей каждая.

Вопреки многолетним утверждениям историков, детородный период у женщин в XII и XIII веках был практически таким же, как у современных матерей. Если его считали коротким, то лишь потому, что зачастую его прерывала смерть во время родов или кончина супруга, который мог быть намного старше жены. А молодые вдовы, за исключением женщин аристократического происхождения, редко выходили замуж во второй раз. Первый ребенок нередко рождался относительно поздно, из-за чего довольно велик разрыв между поколениями. Но он не чувствовался так заметно, как сейчас, из-за распространенной возрастной разницы между супругами или между первым и последним ребенком.

В этом отношении показателен пример Алиеноры Аквитанской. Она родилась в 1122 году и в 15 лет (1137) вышла замуж за наследника французского трона, будущего Людовика VII, которому родила двух дочерей: Марию (1145) и Алике (1150). В 1152 году, после пятнадцати лет замужества, она развелась и вскоре вышла замуж за Генриха Плантагенета, моложе ее на десять лет. От этого нового союза родилось восемь детей: Гийом (1153), Генрих (1155), Матильда (1156), Ричард (1157), Жоффруа (1158), Элеонора (1161), Джоанна (1165) и Джон (1167). Таким образом, рождение ее детей относится, с одной стороны, к периоду между 23 и 28 годами, а с другой - оно происходило в возрасте 31, 33, 34, 35, 36, 39, 43 и 45 лет. Между рождением первого и последнего ребенка прошло 22 года.

Алионора.Сред.изображение

http://s15.radikal.ru/i188/1011/9b/ad38ba74eae8.jpg

Еще один характерный случай: Уильям Маршал (Гийом ле Марешаль) граф Пемброк, регент Англии с 1216 по 1219 год, женился лишь в возрасте 45 лет, выбрав в жены Изабеллу де Клер, богатую наследницу, причем моложе его на 30 лет.
Несмотря на разницу в возрасте супруги успели произвести на свет девять детей. Нужно добавить, что в приведенных примерах речь идет лишь о тех детях, о которых что-либо известно. Те же, кто умер в раннем возрасте, практически не упоминаются в документах и хрониках.
(страницы истории.Повседневная жизнь Англии/)
http://history.rin.ru/text/tree/2024.html

+5

50

иннета написал(а):

В этом отношении показателен пример Алиеноры Аквитанской.

Не перестаю восхищаться этой дамой

+2

51

Ализея написал(а):

Не перестаю восхищаться этой дамой

Вот тут тема Алиеноры Аквитанской.
Eleanor of Aquitaine

0

52

Вера Средневековья

Речь пойдёт о таком явлении, которое историки, начиная примерно с 60-х годов прошлого века, стали называть народным христианством. О вере, которая в значительной мере отличалась от веры людей образованных.
О том, чем был Бог для этих людей, для простецов, как их называли тогда, или для неграмотного безмолвствующего большинства, как называют их сегодня.

http://i021.radikal.ru/1101/39/99b3d4317aa3.gif

То, что в европейской науке в конце 19 -начале 20 веков описывалась как двоеверие, называлось не вполне точно – люди считали себя искренними христианами. Что такое двоеверие? Вот одно из самых известных событий в религиозной истории Галлии – будущей Франции.
Хлодвиг, вождь племени франков, завоевавших римскую Галлию и потом передавших ей свое имя, язычник принимает христианство.
До нас донесли хронисты описание всей этой процедуры, произошедшей в Реймсе, после чего Реймс стал столицей Франции.
     Епископ реймсский святой Ремигий произносит проповедь. Этот образованнейший сын церкви, читавший античных риторов и Августина Блаженного и естественно Святое Писание, строит свою проповедь на антитезах: «Склони выю, гордый варвар, под иго Христово, поклонись тому, что ты сжигал, сожги то, чему ты поклонялся!».
То есть он обозначает полный, абсолютный внутренний переворот, перелом, переход к совершенно иной системе воззрений и ценностей.

Хлодвиг. В 498 году первым из франкских королей перешёл в католическую веру, что послужило началом христианизации Галлии. Считается основателем Франкского королевства и первым официальным королём французской монархии.

http://s005.radikal.ru/i212/1101/1e/8b1433a9604e.jpg

А Хлодвиг? Его история, история его обращения выглядит иначе. Жена Хлодвига была христианкой, и Хлодвиг колебался.
У него были определенные политические резоны перейти в христианскую веру.
Франки пришли в Галлию не как грабители, это не был набег, они завоевали эту территорию, должны были ей править, а подавляющее большинство населения - христиане. При этом духовенство было единственным образованным сословием из туземных, из галло-римлян, и оно пользовалось авторитетом. Однако не стоит все сводить только к политическим аргументам, вряд ли они у него отделялись особо. После различных колебаний он поддался на уговоры жены и сказал: «Вот, иду сейчас воевать с бургундами. Ты, жена, молись своему богу, если твой бог дарует мне победу, я приму его».
Победа была дарована, и Хлодвиг крестился.
Он ведь и прежде не отрицал существования Христа, как не отрицал существования Вотана(Одина) и прочих древнегерманских богов.
Ему было важно совершенно другое - кто из них настоящий, подлинный, сильный. Конечно, есть и тот, и другой, только один - в полной мере бог, а другой, тот же Вотан,  уже и не совсем бог, не вполне.
Когда конунг Норвегии Олаф Святой  распространял религию любви и добра, он делал это очень своеобразным способом.
Он говорил: ты свободный викинг и имеешь право выбора, хочешь - принимай мою христианскую веру, не хочешь - сейчас поставим тебе на живот таз с раскаленными угольями. \
Свободный человек имеет право свободного выбора. И победив двух братьев викингов, он им предложил тот же самый выбор.
Братья посовещались и сказали: «Знаешь, конунг, мы примем твоего бога и будем тебе служить. Только не думай, что мы испугались - ты победил нас, и значит твой бог сильнее нашего, вот и все!»
Так что им не особенно важно, какой там бог подлинный, а какой нет.

http://s009.radikal.ru/i307/1101/05/637d346271b8.gif

До 19 века в Германии существовало поверье о дикой охоте, о том, как в ночь на Крещение мчатся души по небесам, и дикий охотник, вождь этой компании, носит имя Вотана. Есть Вотан, есть, только он - демон, а не Бог.
Вообще отношение к Богу и к святым было иным, не таким, как сейчас. Это теперь, когда мы смотрим на иконы нашей восточно-христианской религиозной традиции или на статуи западно-христианской традиции, на эти умиротворенные лица, нам кажется, что общение со святыми могло быть только благостным. И у святых отношение к людям тоже вовсе не всегда было таким уж благостным! Святые творили чудеса, которые нам сегодня могли бы казаться смешными, но которые совсем не были смешными для тех, кого они наказывали, иногда они были просто жестокими.

Дикая охота Одина.

http://s007.radikal.ru/i300/1101/d8/10efd4f5f88a.jpg

Некий крестьянин из бенедиктинского аббатства не желал молиться в день святого Бенедикта, а работал, жал, и когда ему сказали, что он должен почтить святого, еще и обругал этого святого дурными словами.
И что же? Тут же у него из рук выскочил серп и отрезал ему кисть руки! :canthearyou:

Менее страшное, но еще менее пристойное чудо сотворил святой Гангульф.
Этот святой граф  вел вполне достойный образ жизни, но никогда никаким аскетическими подвигами не отличался, хотя был чрезвычайно благочестив. А его подлая, неверная жена со своим любовником, кстати – монахом, его убила.
Когда тело его на носилках несли хоронить, уже начали твориться всякие чудеса: парализованные начинали двигаться, слепые видеть. И вот служанка, будучи сему свидетельницей, прибежала  к неверной жене и сказала: «У нас погиб святой!».
Жена же ответила:  «Святой из него как из моей задницы».
Однако этот святой сотворил-таки чудо: ежегодно, в тот самый день, когда он был убит, его неверная жена могла разговаривать только той частью тела, которое было упомянуто выше!

Св. Гангольф и часовня в его честь в Бургундии.

http://i037.radikal.ru/1101/53/653016f9a62a.jpghttp://s014.radikal.ru/i328/1101/41/91e5818b1e0a.jpg

Так что возможны и такие святые! Да что там, согласно легендам сам Господь наш ведет себя иногда достаточно решительным образом.
Некий игрок в кости при каждом неудачной броске очень грубо выражался.
Как правило, средневековые ругательства принимали форму богохульств, то есть содержали  упоминания Христа, Девы Марии.
И вот в один далеко не прекрасный день, с распятия, находившегося в комнате игрока и богохульника, сходит сам Господь Бог наш и втолковывает ему, мол, то, что ты оскорбил меня, – ладно, я тебя прощаю, мы, мужчины, бываем несдержанны на язык, но ты оскорбил мою Пресвятую мать, и вот этого уже я тебе не прощу никогда и ни при каких обстоятельствах.
И вслед за этим начинает его наказывать. Но все заканчивается хорошо – богохульник естественно умирает, но успевает раскаяться перед смертью. Это - хорошая концовка для того миропонимания.
Все мы умрем, и от этого никуда не денешься. Вопрос не в том, когда ты умер, а как ты умер,  успел ты покаяться, раскаяться в своих грехах или нет.
В данном случае этот негодяй успел раскаяться, и все – ему обеспечено небесное спасение.
То, что нам кажется невероятно мрачным, далеко не всегда таким бывало, в том числе и в народных верованиях. :glasses:

http://s009.radikal.ru/i307/1101/05/637d346271b8.gif

Хочется завершить историей, легендой 12 века о сестре Беатрисе, хотя надо сказать сразу, что эта история абсолютно нейтральна, без какой-либо привязки к реальности - в отличие от массы других житий, таких, например, как житие того же святого Гангульфа, которое рассказывает о вполне конкретном человеке, графе, современнике Карла Великого.
Так вот, записана легенда во Фландрии, и она послужила основой для пьесы замечательного франкоязычного бельгийского драматурга Метерлинка.
В некоем монастыре жила-была сестра Беатриса. Она цвела невинностью, жила со своими сестрами во Христе, больше всех почитала Богоматерь, а это - излюбленный персонаж подобных житий святых, Богоматерь-заступница.
Беатриса ей молилась – у нее стояла статуя Богоматери в келье. И вот однажды в этот монастырь явился некий священник, поскольку женщины в традиционных религиях сами не могут отправлять таинства. А это значит, что для того, чтобы исповедовать, причащать и прочее, нужно духовное лицо мужского пола. Но оказался сей пастырь не пастырь Божий, а волк в овечьей шкуре!
Короче говоря - несчастная пала. Оплакала она свою судьбу горячими слезами, даже не рискнула попросить у Господа прощения, решив, что она погублена навсегда, только еще раз попросила прощения у Богоматери и ночью тайком убежала.
Убежала естественно в город, где творятся сплошные безобразия. И предалась там известнейшей профессии, другой видимо не знала…

Прошло много лет. Ее красота начала увядать. Поклонников становилось все меньше, все меньше доходов, и начала ее мучить ностальгия по прошлому и по тем местам, где она была.
И вот, взяв посох и котомку, она, как паломница, отправилась в свой родной монастырь, где была когда-то так счастлива.
Она подошла и спросила у сестры-привратницы, не помнят ли тут некую сестру Беатрису.
«Почему помнят? - сказала ей сестра привратница. - Она и сейчас здесь живет в сиянии святости, все женщины с округи приходят к ней поведать ей свои сердечные тайны, никто не уходит не утешенным». 
– «А мне можно?»
-  «Можно».
Она идет в свою собственную келью и видит там Богоматерь, которая улыбается и говорит: «Ну что же ты нагулялась? Как женщина женщину я тебя прощаю, ты ушла – я заняла твое место, ты вернулась - я ухожу. Оставайся и впредь не греши».
И она осталась в этой келье и опять-таки долго изнуряла тело свое и плоть свою различными аскетическими подвигами, никому не отказывала в помощи и добром совете, тем более что сама-то в жизни много чего перетерпела, и в конце концов скончалась в сиянии святости.

http://s010.radikal.ru/i311/1101/a4/67ff05f808d7.jpg

Вера тех людей действительно отличилась от веры высокой, веры богословской.
Не всегда можно было разделить так жестко и четко добро и зло. В конце концов, существуют предания и легенды о добром дьяволе. Например, рассказ  том, как дьявол принял обличие человека и служил у одного купца приказчиком, которому так невероятно и во многом помог, что тот в нем души не чаял, сделал его своим наследником и выдал за него свою дочь.
Однако год спустя новоявленный зять явился к своему тестю в своем подлинном обличие и сказал ему, что возвращается в ад, – лучше вечность в аду, чем жизнь хотя бы один год со сварливой женщиной!

Не все безнадежно! Пусть дьявол действительно везде и всюду. Но, например, святой Седрик увидев, как бежит дьявол, держась за щеку, закричал ему: «Стой, дьявол, именем Господа заклинаю, скажи, откуда ты?»
И выяснилось, что дьявол прорвался в женский монастырь и решил залезть под рясу к пресвятой аббатисе, а та закатила ему хорошую оплеуху. И дьявол  быстро бежал и при этом приговаривал: «Ну ладно, ну не хочет не надо, но зачем же сразу драться?!».
Так что побороть дьявола, оказывается, можно не только различными аскетическими подвигами, можно и иначе.
Несложно понять этих людей. Все хорошее, дурное, счастье и несчастья свои, и грехи свои тоже они несли к престолу Бога, к образам святых.
Вот какая изумительная молитва одной молодой бретонской незамужней крестьянки была записана уже довольно поздно, в начале нового времени: «Матерь Божья, зачавшая без греха! Помоги мне грешить без зачатия!».
(Лекции по истории. > Цикл лекций «Легенды и мифы европейской истории» Лектор - Кандидат исторических наук, доцент, старший научный сотрудник Института всеобщей истории РАН, специалист по истории западноевропейского Средневековья, автор учебника "История Средних веков" (в соавторстве с А. Я. Гуревичем)Д. Харитонович))
http://www.lectures.edu.ru/default.asp?ob_no=12113

+3

53

иннета написал(а):

Когда конунг Норвегии Олаф Святой  распространял религию любви и добра, он делал это очень своеобразным способом.
Он говорил: ты свободный викинг и имеешь право выбора, хочешь - принимай мою христианскую веру, не хочешь - сейчас поставим тебе на живот таз с раскаленными угольями.

Миссионерские методы Олафа на современного человека произвели бы самое жуткое впечатление. А тогда - норма:

Олав конунг направился со своим войском на север вдоль побережья и крестил весь народ, куда бы ни приезжал. Когда он доплыл на север до фьорда Сальфти, он захотел войти во фьорд, чтобы встретиться с Раудом. Но во фьорде была ужасная непогода и дул страшный ветер, так что конунг простоял там целую неделю. Во фьорде все продолжал дуть тот же встречный ветер, тогда как в море дул ветер попутный для поездки на север. Поэтому конунг поплыл на север в Эмд, и весь народ там принял христианство. Затем конунг снова повернул на юг. Но как только он подплыл с севера к Сальфти, снова по фьорду дует страшный ветер и метет вьюга. Конунг простоял там несколько дней, но погода все была такой же. Тогда конунг обратился к Сигурду епископу и спросил его, не может ли он как-нибудь помочь в этой беде. Епископ сказал, что он попытается попросить бога побороть это дьявольское наваждение.

LXXX

Сигурд епископ надел все свое облачение и пошел на нос корабля конунга. Он велел зажечь свечи и стал кадить. Потом он поставил распятие на нос корабля и читал евангелие и многие другие молитвы. Наконец, он окропил святой водой весь корабль. Затем он велел убрать шатры и грести во фьорд. Конунг велел тогда крикнуть людям на других кораблях, чтобы они шли на веслах вслед за ним. И когда на Журавле начали грести, корабль вошел во фьорд, и те, кто гребли, не почувствовали никакого ветра. Вода за кормой была совершенно спокойной, а по обе стороны от следа корабля брызги от волн взлетали так высоко, что не было видно гор на берегу фьорда. Один корабль плыл за другим по совершенно спокойной воде. Так они плыли весь день и следующую ночь и незадолго до рассвета приплыли к Годей. Когда они подплыли к усадьбе Рауда, у берега стоял его большой корабль. Олав конунг сразу же поднялся со своим войском к усадьбе. Они бросились к покою, в котором спал Рауд, и взломали дверь. Люди ворвались в покой. Рауд был схвачен и связан, других людей, которые были там, убили или взяли в плен. Затем люди конунга пошли в дом, где спали работники Рауда. Некоторые из них были убиты, другие связаны, третьи избиты. Конунг велел привести к нему Рауда и предложил тому креститься.

– Я не буду тогда, – говорит конунг, – отнимать у тебя твое добро. Я буду твоим другом, если ты будешь дорожить этим.

Но Рауд яростно отвергнул это предложение, сказал, что никогда не поверит в Христа, и очень богохульствовал. Тогда конунг разгневался и сказал, что Рауд умрет самой худшей смертью. Он велел взять Рауда, привязать его лицом вверх к бревну и вставить ему палку между зубов, чтобы его рот был открыт. Затем он велел принести змею и приставить ее ко рту Рауда. Но змея не захотела вползти в рот и лезла, извиваясь, назад, так как Рауд дул на нее. Тогда конунг велел принести пустой стебель дудника и вставить его в рот Рауду. А некоторые люди рассказывают, что конунг велел вставить ему в рот свою трубу. Змею заставили вползти, поднеся к ее хвосту раскаленное железо. Она вползла в рот Рауда, а затем в горло и прогрызла ему бок. Тут Рауд простился с жизнью.

Олав конунг захватил там много серебра и золота, и другого добра, оружия и разных драгоценностей. А всех людей, которые были с Раудом, конунг велел крестить, а тех, которые не хотели креститься, он велел убить или пытать.

Взято тут: http://ulfdalir.narod.ru/sources/Icelan … asonar.htm

+4

54

Давно, очень давно уже обсуждали здесь на форуме, мог ли простой крестьянин 12 - 15 в.в. вырваться из своей среды и стать, например, купцом.

На Руси, особенно в той ее части, где жили выходцы из Новгорода, (да и в самой Новгородской республике) это было точно  возможно.
А вот в Европе, в Англии и Франции...
Но выяснилось, что были примеры. Одним из них является Епископ Парижа.,
Морис де Сюлли (Maurice de Sully) (между 1105 и 1120—11 сентября 1196) — епископ Парижа с 1160 года, инициатор строительства Собора Парижской Богоматери.

Ибо он родился в семье крестьян, а точнее сервов, но сумел получить образование и достичь многого. Сам.

Подробнее о нем  можно прочитать, например в Вики.

Отредактировано Marion (16-02-2011 18:06:16)

+2

55

При Меровингах Церковь боролась с язычниками топором

Во многих странах Европы христианство внедрялось насильно.
Даже крещение короля Хлодвига I из династии Меровингов и его 3000 воинов примерно в 498 году помогло не сильно.
Пришлось еще сотни лет работать топором.

А вот "отсюда пошла земля французская
Хлодвиг I (466-511) - первый христианский король франков) и его сын Хильдеберт I (496-558) из династии Меровингов.
Базилика Сен-Дени.
http://s39.radikal.ru/i084/1103/bd/509c255ac62d.jpg

Вопрос о методах борьбы церкви с язычеством в королевстве Меровингов поднял кандидат исторических наук и доцент Института (филиала) Московской государственной юридической академии в Кирове Владимир Дряхлов.
По мнению исследователя, церковнослужители прежде всего пытались уничтожить культовые места язычников, воплощавших древнюю религию их предков. Среди таких мест были капища, священные источники, а также рощи и отдельные деревья.
Там происходили те культовые церемонии (например, жертвоприношения), которым и следовало положить конец для успешного внедрения новой религии.

http://s44.radikal.ru/i104/1103/fd/a3fe963664b8.gif

Священные деревья

Обычай почитания деревьев возник впервые не у германских племен. Он существовал у многих первобытных народов, в том числе у греков, кельтов и славян. Любое дерево, поражавшее людей своим размером или особенным внешним видом, становилось для них священным: они считали, что некое божество обитало либо в самом дереве, либо дерево принадлежало ему.

Именно поэтому одним из самых действенных методов борьбы с язычеством, по мнению Дряхлова, была вырубка священных рощ.  Ученый отмечает, что она восходит к военной тактике Древнего Востока, когда воины не только угоняли скот, но и вырубали сады и виноградники противника, чтобы подорвать экономику завоеванного ими края. А ветхозаветные пророки считали, что подобные священные места надо уничтожать, потому что именно там стоят идолы, проводятся языческие церемонии, а женщины занимаются культовой проституцией.

http://s44.radikal.ru/i104/1103/fd/a3fe963664b8.gif

Христианские чудеса в противовес язычеству

Множество источников сообщают о вырубке священных рощ в королевстве Меровингов, откуда христианство постепенно распространялось (иными словами – внедрялось) на другие, еще языческие территории.
Уничтожение почитаемых деревьев началось во второй половине IV века, еще до официального принятия христианства Хлодвигом. Немалую роль в этом праведном деле сыграл знаменитый святой Мартин Турский (336−397).
По легенде, Мартин прочитал перед крестьянами проповедь, призывая их срубить священное дерево, которое посвящено не истинному Богу, а дьяволу. Крестьяне-язычники решили проверить слова проповедника, связали его и кинули на землю, туда, куда дерево должно было упасть. А затем взялись за топоры. Но в последний момент, когда подрубленная сосна уже должна была придавить Мартина, тот осенил себя крестным знамением, и дерево рухнуло в противоположную сторону.

СВ.Мартин Турский. Алтарный створ церкви св. Мартина в Тревильо (Италия).
http://i018.radikal.ru/1103/89/740999434f6d.jpg

Вырубка целых священных рощ требовала привлечения большой рабочей силы.
Священнослужители обязывали заниматься этим делом мирян, которым такая работа должна была еще и показать, что их прежняя религия ничего не стоит и деревья все равно будут падать под ударами топоров — ни один языческий бог за них не заступится.
И даже наоборот. В житии Аманда, епископа Маастрихта, описывается следующая история.
        Одна женщина, следовавшая языческой вере, ослепла. Аманд провозгласил, что это божья кара. Он дал ей топор, подвел к священному дереву и приказал рубить его, пусть и наугад. Через несколько ударов по стволу женщина неожиданно прозрела.
Бывало, что срубленные деревья затем использовались на постройку церквей.
По мнению Дряхлова, священнослужители таким способом пытались «не перегибать палку» в борьбе с язычеством: ненависть и народный гнев, направленный против христиан, им был ни к чему.

http://s44.radikal.ru/i104/1103/fd/a3fe963664b8.gif

Проповеди и «покаянные книги»

Но защитники христианской веры, конечно, не ограничивались этими показательными уничтожениями священных мест язычников. Важным орудием внедрения новой веры для них служила и проповедь, в которой они осуждали почитания языческих святилищ. Идолопоклонничество считалось одним из самых тяжелых грехов наравне с самоубийством и блудом.
Одним из таких ярых проповедников был архиепископ Арелата (совр. Арля) Цезарий, который призывал, «чтобы никто не совершал приношений деревьям».
Эту линию борьбы с язычеством подтверждало и принятие различных постановлений на церковных соборах.
Например, Турский собор 567 года требовал отлучения от церкви тех христиан, которые продолжают приносить жертвы деревьям.

В раннем Средневековье также активно создавались так называемые пенитенциалии – «покаянные книги», в которых перечислялись различные прегрешения и предлагались церковные наказания за них.
Эта литература носила не обязательный, а рекомендательный характер. Жертвоприношения деревьям в них классифицировались как «подношения демонам».
Например, в пенитенциалии ирландского миссионера Колумбана за вкушение жертвенной пищи предлагалось обязать человека соблюдать 40−дневный пост из хлеба и воды. Позднее за такой поступок другие авторы рекомендовали уже три года строгого поста. Однако отлучение от церкви не вошло в список потенциальных наказаний.
По мнению Дряхлова, это связано с тем, что языческие обычаи оказались живучи и долгое время не исчезали, в связи с чем отлучение от церкви могло привести к прямо противоположным результатам, чем те, которых добивались церковные деятели.
Источники свидетельствуют, что трехгодичный пост в виде наказания сохранялся довольно долго – вплоть до XI века.

http://s44.radikal.ru/i104/1103/fd/a3fe963664b8.gif

Каролинги и освоение новых земель

Во времена Каролингов борьба с языческими культами получила поддержку королевской администрации.
Карл Великий довольно жестко предписывал уничтожение языческих рощ, деревьев и других нехристианских культовых мест.
На территориях, которые покоряли франкские короли, также велась борьба с язычниками, однако там они подвергались светским взысканиям. За жертвоприношения и другие проступки налагались высокие штрафы, а те, кто не мог их уплатить, фактически становились рабами и отрабатывали свой долг на церковных землях.

Zuerich - Цюрих.Скульптура Карл Великий
http://i062.radikal.ru/1103/41/dff1bfed0edf.jpg

Однако борьба с язычеством стала, по мнению исследователя, предпосылкой и экономического развития страны – будущего освоения новых земель, которое сопровождалось вырубкой лесов.
Подводя итоги своей работы, Дряхлов цитирует слова английского медиевиста Джона Уоллеса-Хэдрилла: население наконец избавилось от «первобытного священного трепета перед лесными глубинами, где не тревожимые никем жили их племенные боги».

Статья Дряхлова «Борьба церкви с язычеством в королевстве Меровингов» опубликована в журнале «Вопросы истории» (№ 1, 2010).
Новости. Наука. Прошлое.
http://infox.ru/science/past/2009/04/17 … ions.phtml

+4

56

..
http://s2.uploads.ru/t/AhvK6.jpg
http://s3.uploads.ru/t/pxhgO.jpg

+1

57

Мария Мирабелла Потрясающий материал. Немножко продолжу тему:

ПИР ВО ВРЕМЯ ЧУМЫ

В XIV веке Европу охватила эпидемия чумы, унесшая более 20 миллионов жизней. Основным способом лечения оставались, как водится, истовая молитва, покаяние, целование креста и скрупулезное отправление всех церковных обрядов. В разгар этого бедствия наступил праздник святого Витта, который всегда сопровождался массовыми пирами и танцами. Особенно бурно празднество отмечали в Италии. Изможденные и отчаявшиеся люди, напившись вина, принимались ритмически плясать, доводили себя до истерического состояния и, уже не в силах остановиться, падали замертво. Зловещее, заразительное веселье передавалось от одного городского района к другому, от деревни к деревне, оставляя за собой бездыханные человеческие тела.
http://s2.uploads.ru/t/8YfcW.jpg[url=http:
Этот кошмарный эпизод, зафиксированный летописцами, получил отражение в художественной литературе (наиболее известна россиянам пушкинская пьеса Пир во время чумы ), а также в современной психологической и медицинской терминологии, где пляска святого Витта означает известный клинический симптом...

Виттова пляска.
Есть перевод латинского названия chorea St. Viti (danse de st. Guy, Veitstanz), которое первоначально служило для обозначения психической эпидемии, протекавшей с двигательным возбуждением и пляской (вероятно, истерического характера), наблюдавшейся в XIV столетии в юго-западной Германии. Эти больные, по словам предания, находили исцеление после посещения часовни, посвященной святому Витту. В современной же медицине Виттовой пляской (пляской Святого Витта), или хореей (chorea minor), называется определенная, довольно распространенная повсюду нервная болезнь, существенный симптом которой заключается в своеобразном судорожном расстройстве движений. Расстройство это характеризуется преимущественно беспокойством мышц конечностей, туловища и головы, вследствие которого в них происходит множество непроизвольных сокращений; они чрезвычайно разнообразны и происходят не беспрерывно, а в различные промежутки, как при полном покое больного, так и при совершении им произвольных движений.

http://s3.uploads.ru/t/NsTvP.jpg

Свято́й Витт (лат. Sanctus Vitus) — христианский святой, римский мученик периода раннего христианства. Был убит в 303 году. Память святого Вита совершается в Православной церкви 16 мая и 15 июня (по юлианскому календарю), в Католической церкви 15 июня.
http://s2.uploads.ru/t/62eVN.jpg

Источник: http://speakrus.ru/26/f2656.htm#9 http://bibliotekar.ru/bev/160.htm
*********************************************************************************

ХОРЕЯ (от греч. choréia – танец), синдром, возникающий при поражении базальных ганглиев – расположенных в глубине больших полушарий мозга структур, участвующих в регуляции движений. Существует несколько форм хореи.

Хорея Сиденхема (малая, или ревматическая, хорея, пляска св. Витта) встречается преимущественно в детском возрасте и проявляется хореическим гиперкинезом, т.е. неритмичными, непроизвольными, хаотическими мышечными сокращениями, прекращающимися во время сна. Хорея Сиденхема тесно связана и часто сочетается с обострениями ревматизма и эндокардитом, поражающим сердечные клапаны. Заболевание может возникнуть в любом возрасте, однако чаще болеют дети от 5 до 15 лет. Среди взрослых наиболее предрасположены к нему беременные женщины. Вследствие хореических подергиваний иногда нарушается речь. Признаками инфекционного процесса служат повышение температуры, учащение пульса и дыхания; нередко отмечаются боли в суставах, их отек и покраснение. Острая фаза продолжается от нескольких недель до нескольких месяцев и, как правило, завершается полным восстановлением. При наличии ревматической активности назначают прием кортикостероидов (например, преднизона). Во избежание рецидивов проводят профилактику стрептококковой инфекции антибиотиками
Первые упоминания о необычном заболевании, именуемом сейчас болезнью Гентингтона (БГ), встречаются еще в западноевропейских исторических документах XVI—XVIII веков. Многие обращали внимание на самое яркое внешнее проявление заболевания - непроизвольные движения рук, ног, туловища больных, нередко напоминающие своеобразный танец. Неврологи называют подобный вид насильственных (то есть не поддающихся произвольному контролю) движений хореей, откуда и пошло распространенное синонимичное название БГ - хорея Гентингтона. Из глубокого средневековья до наших дней дошло еще одно название заболевания - "пляска Святого Витта"; этот необычный термин известен многим людям, не имеющим отношения к истории медицины и неврологии. Святой Витт был историческим персонажем и жил на Сицилии во времена начала упадка Римской империи. Этот юный христианин был замучен римлянами в 303 году во времена гонений на христиан, развернутых императором Диоклетианом. Спустя 1200 лет (с XVI века) его имя стало ассоциироваться с "пляской". Тогда по неизвестным причинам по всей Германии распространилось поверье, что всякий, кто спляшет перед статуей святого Витта в его день (15 июня), получит заряд бодрости на весь год. Тысячи людей толпились вокруг статуй святого в этот день, и их пляски нередко носили весьма экспансивный, эмоциональный характер. В конце концов хорею стали называть "пляской святого Витта" и даже пытались прибегать к помощи этого святого с целью излечения.

Современный научный этап в изучении БГ ведет свой отсчет с 1872 года, когда на заседании Медицинского научного общества штата Огайо (США) Джордж Генингтон (George Huntington) представил блестящее клиническое подробное описание заболевания, основанное на анализе многих собственных наблюдений. Не случайно наследственная хорея была названа именем этого американского врача. Последующие десятилетия были периодом накопления клинических фактов и результатов анализа родословных, попытками их систематизации. В 1983 году БГ стала первым наследственным неврологическим заболеванием, при котором была установлена точная локализация патологического гена на определенной хромосоме. Спустя 10 лет ученые смогли расшифровать точную структуру патологического гена заболевания. Одновременно были разработаны методы ДНК-диагностики, позволившие устанавливать носительство патологического гена БГ задолго до непосредственного появления симптомов болезни.

По распространенности БГ является одним из самых частых наследственных заболеваний нервной системы - в среднем 5-7 случаев на 100000 населения. БГ - наследственное прогрессирующее заболевание головного мозга, начинающееся, как правило, в среднем возрасте (около 40 лет), основным внешни
Источник: http://www.krugosvet.ru/enc/medicina/HOR...

+1

58

А почему он Гентингтон, когда он - Хантингтон!

0

59

Любсик написал(а):

А почему он Гентингтон, когда он - Хантингтон!

Традиционная русская транскрипция.

0

60

Леонид Петрушенко "Повседневная жизнь Средневековой Европы" (2012 г., "Молодая гвардия")

https://cdn1.ozone.ru/multimedia/1005242664.jpg

+1