Раунд V. La legge e legge: Закон есть закон
...Нет, это уже ни в какие ворота! Хотя... При счёте 4:0 перед последним раундом, внезаконская сторона может позволить себе отступления от регламента.
Дело вот в чём. Этот раунд предполагал сравнение профессионализма Блада и ГН — каждого в своих областях. Но, во-первых, счёт уже и без того разгромный, и «грязь на подошвах» может позволить себе состязаться уже просто just for fun. Во-вторых, любой, кто читал книги о Бладе, не нуждается в доказательствах того, что капитан своё дело знал — возьмите хоть блестящую операцию близ Маракайбо, когда Блад блестяще вышел из практически безвыходной ситуации. Я не буду описывать, что же там произошло, чтобы не лишать тех, кто не читал книгу, удовольствия самостоятельно ознакомиться с этим великолепным эпизодом. Так вот, в мастерстве ученика де Рюйтера усомниться невозможно: Блад был весьма успешным пиратом.
И, наконец, в-третьих, было бы просто забавно убедиться: кто лучше защищает граждан от бандитов, профессиональный законник ГН или профессиональный внезаконец Блад? Как там было в известном фильме про защитников закона в будущем? «Serve the public trust. Protect the innocent. Uphold the law. »
Начнём, в очередной, но последний раз, с достижений Блада. Итак, в активе пиратствующего доктора:
1. Спасение детей губернатора Тортуги от пирата Левасера
2. Защита английского поселения на Антигуа от налёта испанских пиратов
3. Защита испанского (!!!) поселения от лже-Блада. Правда, это уже книга «Удачи капитана Блада», но в принципе, она тоже входит в канон, пусть и менее известна, чем первые две.
Сидящий на внезаконской трибуне лучник в зелёном плаще насмешливо фыркает и замечает в пространство:
— Была ещё такая баллада «Робин Гуд и пираты».
Все делают вид, что ничего не слышали и лучника не узнали. Только Блад улыбается краем губ.
Ну хорошо, хорошо. Мы видим, что со стороны Блада всё в порядке, по меньшей мере, со «Служить обществу» и «Защищать невиновных». Вот с «Защищать закон» незадача — но это по чисто техническим причинам. Думаю, когда Блад стал губернатором Ямайки, он справлялся с этой задачей вполне достойно. А что у нас с ГН?
За спиной послышался нарастающий конский топот. Все трое, что гнались за оленем, теперь повернулись и мчались на него, выхватив мечи. Положение безвыходное...
(Что любопытно: давая объяснения в суде об этом случае, ГН расписал дело так, что он один победил пятерых без особого риска для себя. Но читаем дальше. ГН зарубил одного из троих нападавших).
Гай не стал ждать, когда тот рухнет в пшеницу, снова истопчет, сволочь, обернулся к двум всадникам, что с бледными лицами смотрят на него, глаза вытаращены, а губы начинают дрожать.
– С коней! – приказал он люто. – Быстро!
Они оба покинули седла быстро, позабыв про спесь высокорожденных, смотрят испуганно, обоим лет по восемнадцать-двадцать, сопляки, хотя он в восемнадцать уже высаживался с другими крестоносцами на жаркий берег неведомой страны.
Гай бросил быстрый взгляд на замерших вдали крестьян.
– Эй, там! – крикнул он властно. – Быстро веревки сюда!.. Две… нет, три!..
Крестьяне забегали, наконец двое побежали к нему с мотками толстой грубой веревки из шерсти. Один из дворян, немного придя в себя, сказал возмущенно:
– Нас? Связывать?.. Разве недостаточно нашего слова?
– С таких ничтожеств слово не берут, – отрезал Гай. – Эй, вы двое! Быстро связать им руки!.. А вы… руки назад!
Один покорно протянул руки, второй остался стоять неподвижно, в его темных глазах разгоралась злость. Он прямо посмотрел в лицо Гаю и процедил:
– Что-то слишком много на себя берешь, шерифчик…
Гай соскочил на землю, юноша бесстрашно встретил его лютый взгляд.
– Ты кто? – спросил он.
– Дарси Такерд, – ответил он. – Из рода Максимилианов!
– Ты дерьмо, – сказал Гай, – позорящее имя Максимилианов.
(Казалось бы: «Дурак!» - «Сам дурак!», вот и поговорили. Негоже для взрослого мужчины опускаться до уровня прыщавого недоросля — но ненаказуемо. В любом случае, на этом вполне можно было и закончить. Но нет! Далее следует полное торжество закона.)
Тот не успел моргнуть, как тяжелый кулак с силой молота ударил его в лицо. Смельчак рухнул, как подрубленное дерево, из разбитого рта струями брызнула алая кровь. Крестьяне одни опешили, но кто-то вскрикнул в восторге...
(И дальше ещё торжествее и ещё законнее...)
...а Гай еще пару раз злобно ударил ногами под ребра, стараясь рыцарскими шпорами разодрать богатую одежду и нанести раны.
(Замедленный повтор: взрослый вооруженный вояка, который, по утверждению автора, круче варёных яиц, за кривое слово сбивает с ног безоружного малолетку, а потом пинает его ногами, пытаясь ранить.)
– Сопротивление аресту, – прокричал он люто, – вообще-то карается смертью. Но я милостив.
(Чепуха. Притом всмятку. Во-первых, второй парнишка тоже хватался за меч, но промолчал, и его не тронули. Так что дело не в «сопротивлении аресту». Кроме того, закон, конечно, писали полные дураки, за своим Коэльо не знающие реальной жизни, но коли эти дураки написали, что пинать арестованного нельзя, значит, пинать его незаконно. И наконец, из слов ГН как бы следует, что, мол, «по закону бы тебя вообще следовало казнить, а я только избил, так что, радуйся, что жив остался». Но нет!)
Избитого подняли, связали так крепко, что руки могут вообще отсохнуть, если не развязать вовремя, но Гай промолчал, пусть крестьяне хоть так выместят обиды.
Так вот, ни о какой замене законной кары ударом по роже дело не идёт. Избитого вяжут (притом так, что дело может закончиться увечьем) и волокут в цугундер. И лишь потом, когда ГН узнаёт, что оказывается, можно урегулировать дело без суда, он отпускает арестованного за огромный штраф. Кстати, об арестованном напарнике Дарси по акции «пристукни картонного Марти» далее речь не идёт. Куда подевался? Загадка.
В общем, в данном случае защитник крестьянских полей ведёт себя не как представитель закона, а как обыкновенный гопник: Ты с какого раёна? Чо по нашей улице ходишь? Чо такой дерзкий? На, нах, епта! Вместо честного «Если кто-то кое-где у нас порой» нам всучивают историю о том, как «геройствовал» на стрелке какой-нибудь Яшка Лысый, озвученную гнусавым голосом под три блатных аккорда. Впору подавать жалобу о нарушении прав потребителей, ящитаю.
Дальше — больше.
ГН арестовывает банду:
Почти все разлеглись на поляне, пьют и жрут. В сторонке отчаянно вскрикивают женщины, с них уже содрали платья и привязывают руки и ноги к вбитым в землю колышкам. Трудятся над этим четверо, а еще трое наблюдают и отпускают шуточки.
Как же ГН, да без колышков? Кстати, раз у автора все колышки похожи одни на другие, можно было обыграть ситуацию: ведь теперь ГН очутился в положении того французского командира, атаковавшего английских мародёров ГН в начале книги. Так у ГН была возможность прочувствовать ситуацию, так сказать, с разных сторон... Гусары, молчать!
Гай рубил, пока уцелевшие не бросили оружие, их осталось трое, и не опустились на колени. Еще двое катались по земле, пытаясь вытащить застрявшие глубоко во внутренностях стрелы с зазубренными наконечниками, остальные распростерлись неподвижно.
Беннет, с окровавленным мечом, огляделся дико, грудь ходит ходуном, лицо еще пышет жаром схватки.
– Ваша милость, а что с этими?
– Одного повесить, – распорядился Гай. – Остальных зарубить, чтобы не забивать голову процедурными вопросами.
– Ну да, – сказал Беннет глубокомысленно. – Они оказали сопротивление при аресте и потому были убиты, а не повешены. Так?
– Правильно понял, – одобрил Гай. – Дарси, ты как?
– Даже не ранен, – ответил Дарси бодро, хотя кровь течет по руке, а на лбу широкая ссадина. – Вешать… которого?
– Да какая разница, – ответил Гай раздраженно. – Какой ты щепетильный!.. Все люди равны, как сказал Господь, а ты кого-то хочешь выделить? Нехорошо. Просто чтоб видно было: закон в действии! Так что годится любой.
Меч в руке Беннета дважды сверкнул, и два тела опустились на землю в нелепых позах. Дарси пошарил среди награбленного и отыскал все-таки веревку, прочную и такую длинную, что можно бы перевешать всех разбойников графства.
Блестяще, чего уж там.
Конечно, ненавистники мушкетёрих с деликатесами скажут, что это, опять же, реальная жизнь, нужно бороться с криминалом, другого пути нет, Англия опасносте!!!!11111 Но на это есть некоторые возражения.
Во-первых, бандиты оказали вооружённое сопротивление власти. По закону их можно было бы судить и казнить. А ГН и Ко нарушает закон и совершает убийство не потому, что иначе наказать бандитов нельзя, а потому что ему просто лень. Вот так — человеку лень действовать по закону, и он совершает убийство. Защитник закона, ага.
Во-вторых, известны случаи, когда даже виджиланты Дикого Запада (то есть, простые граждане, поднявшиеся против бандитов, т.е. ситуация уж на самом деле крайняя) устраивали этим самым бандитам суд, притом сами подсудимые перед казнью признавали, что суд был честным и претензий они не имеют! И деятельность виджилантов — как раз в подобных случаях — была вполне успешной. Ибо успех в борьбе с преступностью непосредственно зависит от соблюдения закона всеми теми, кто собственно, борется. Потому что, в-третьих...
В-третьих, как говорили в советском фильме «Шестой» (настоящем фильме «о том, как должно быть»): «Судят не для чего. Судят потому что. В государстве живём, не в банде». Не бывает государства без закона. Не бывает общества без закона. Без закона бывает только банда. Если поклонники книги про «как должно быть» не в силах понять эту немудрящую мысль, то остаётся только развести руками.
Наконец, в-четвёртых. «Защитник» закона и порядка убивает не только общественно опасных бандитов, оказавших сопротивление с оружием в руках:
Лучники обшарили шалаши, в двух нашли забившихся под тряпки разбойников, еще трех обнаружили в кустах смертельно пьяными, а с ними и двух женщин.
На похищенных не похожи, обе пытались драться, орали, кусались и царапались.
Гай крикнул взбешенно:
– Мужчин связать, потащим в село. Женщин удавить на месте!
Один из лучников крикнул:
– Может, их тоже в село, а там повесим?
– Их только в Англии вешают, – буркнул Гай. – По всей Европе просто удавливают… из эстетических соображений.
Как тут не вспомнить классическую цитату из «Швейка» про таких эстетов...
И эти бессудные расправы являются системой господина защитника закона.
– С сарацинами, – добавил Гай, – мы могли заключать союзы, они всегда держат слово. Сарацины не раз проявляли больше рыцарства, чем наши крестоносцы. А вот у разбойников нет ничего святого! Потому их нужно уничтожать немедленно и беспощадно. Без суда и следствия, как диких и опасных зверей.
Не знаю, что тут печальнее: полное незнание матчасти про сарацин при полной уверенности в своей правоте или же вера в то, что бессудные казни — это «серебряная пуля» против преступности. Замечу только, что вера эта проходит через всю книгу.
Хильд зачитал приказ шерифа об истреблении разбоя, что позволяет вешать без суда, если при этом присутствуют жители деревень, сел или городов.
Или вот:
– На мне остается вся юридическая ответственность, – поспешил заверить Гай. – За все действия по уничтожению разбойников на месте, без суда, так как мы не можем останавливаться, как я уже говорил, и каждого схваченного этапировать в городскую тюрьму. Их слишком много, граф!
И т.д., и т.п.
Пожалуй, на этом и остановимся, ибо satis. Сказанного достаточно, чтобы сделать совершенно определённый вывод: если капитан Блад, по мере внезаконских сил, оказался компетентен, как защитник закона и порядка, то ГН, заявленный именно что их защитником, свою миссию полностью провалил.
Объясняю.
В 1268 году на острове Сицилия утвердилась Анжуйская династия. Французы бесчинствовали на чужой земле, и сицилийцы не могли найти во французских судах и французском законе защиты против чужеземцев. И вот, наконец, 30 марта 1282 года, едва зазвонили колокола к вечерне, на улицы сицилийских городов вышли люди. Толпа валила по улицам и убивала всех встречных, недостаточно чисто говоривших на местном наречии. Кличем этой толпы было «Смерть Франции, вздохни, Италия!», «Morte Alla Francia, Italia Anela!».
Morte
Alla
Francia
Italia
Anela
Знакомые пять букв, не правда ли? Прошло семь с половиной веков, давно уже Сицилия часть независимой Италии, давно уже нет на острове иноземных захватчиков, но гидра, которую они выкормили из своих рук, до сих пор жива. Бесчисленные головы ядовитой твари, кусающей, душащей, рвущей страну, не под силу отрубить ни прокурорам, ни судьям, ни президентам — просто потому, что средневековые властители захотели заменить закон своим произволом. Так же, как это делает никитинский кадавр.
Если человек не сможет защитить себя с помощью закона, он пойдёт к тем, кто сможет защитить его помимо закона. Так бессудные расправы — а суд, между прочим, предназначен и для того, чтобы защитить невиновных, — растят тех, кто действует против закона, и рано или поздно вступит с ним в борьбу. И боюсь, в этой схватке преимущество может оказаться не на стороне закона...
ГН-вешатель создавал систему, основанную на произволе и коррупции. Почему на коррупции? Очень просто. Рано или поздно к назначенным им бейлифам, наделённым практически бесконтрольной властью бессудной расправы, приходили бы вежливые люди, и держа бейлифа за пуговицу, спокойно рассказывали бы, что ему ещё здесь жить... и его детям тоже... А у бейлифа, не понимающих сути подобного разговора, мог, например, произойти пожар, при котором бейлиф мог забыть выйти из горящего дома. Понятливый же бейлиф мог прожить, наоборот, очень долго и счастливо, только вот жизнь его односельчан становилась бы всё кислее и кислее. А к тому, кто хотел бы пожаловаться властям, приходили бы вежливые мастера держать за пуговицу и говорили бы, что закон тайга, Гисборн медведь, а тебе здесь жить ещё... и детям?..
И если бы даже не было бы тогда Робина, он не мог бы не появиться. Потому что человека, создавшего этот земной ад, ненавидело бы всё графство. И нашёлся бы человек, который взялся бы за добрый длинный лук и восстановил бы старые английские вольности — вбив стрелу в сердце никитинского шерифа. И Робина бы славили как защитника и освободителя... Недолго. Потому что за убийством шерифа пришли бы королевские солдаты — те самые, любители колышков. И те, кто только что славил Робина, прокляли бы его имя, потому что солдаты пришли из-за него. И в самом скором времени голову разбойника принесли бы королю. Но законной защиты люди бы не получили всё равно — и тогда на место Робина пришёл бы кто-то другой. Более хитрый и жестокий, потому что он смог бы выжить. И менее благородный, по той же причине.
И результатом «мне лень их судить» в реальной жизни стала бы гибель заносчивого идиота, смерть сотен ни в чём не повинных людей и сломанные жизни тысяч. А графством, зажатым под гнётом произвола и опутанным преступной сетью исподволь управлял бы преемник Робина... Да хоть человек, вроде прототипа весёлого монаха Тука, который «рубил женщин и детей топором, как скотину».
Вот «как оно должно быть», по мнению господина Никитина!
К счастью, книжка очень далека от того, «как оно было на самом деле»...